Дженна Питерсен - Заветное желание
Лиллиан слегка порозовела от смущения.
— Боюсь, что нет. Девочкой я не путешествовала на дальние расстояния. А с момента нашей свадьбы мы с Саймоном постоянно живем в Лондоне.
Как странно, теперь он уже забыл о прежнем низком положении Лиллиан, да еще умудрился оскорбить ее своим промахом.
— Я знаю, вы и мой… друг вынуждены были остаться в городе из-за обстоятельств, связанных со мной. Но когда все закончится, думаю, вы захотите увидеть мир. А если вам обоим захочется поехать в сельскую местность, я буду счастлив предложить вам свой дом, хотя обязан предупредить, что это всего лишь деревенский коттедж.
Краем глаза он увидел, как Энн вздрогнула. Чтобы скрыть болезненную реакцию, она подошла к окну и стала смотреть в сад.
— О, благодарю, ваша светлость, — с благодарностью улыбнулась Лиллиан. — Я очень ценю ваше предложение.
Он коснулся ее руки.
— Рис, миледи. Прошу вас, называйте меня с этого дня по имени.
Лиллиан накрыла его руку ладонью.
— Хорошо, Рис.
Позади них Саймон негромко кашлянул.
— Не пойти ли нам в мой кабинет, Рис. Я должен кое-что обсудить с тобой.
— Да, нам есть о чем поговорить.
Обернувшись, Рис увидел, что Энн смотрит на него.
— Ты не возражаешь? — спросил он у нее.
— Нет, конечно. Ведь ради этого ты и приехал. Я уверена, мы с Лиллиан найдем, что обсудить в ваше отсутствие.
Слова были вполне дружелюбные, но тон встревожил Риса. Тем не менее он кивнул:
— Очень хорошо. Я вернусь.
— Надеюсь, что так.
Он чувствовал ее боль и раздражение, которое Энн долго сдерживала, но в этот момент не мог ничего поделать.
Пока они с Саймоном шли к его кабинету, Рис обнаружил, что думает о жене, а не о предстоящем разговоре с другом. Он сегодня обидел Энн, хотя не знал чем, и мог только надеяться, что она все поймет, когда узнает правду.
Они вошли в большую аккуратную комнату, которую Саймон называл своим кабинетом, и друг закрыл за ними дверь. Рис огляделся. Он сотни раз бывал в этой комнате, теперь она казалась ему незнакомой, зловещей, хотя здесь все оставалось по-прежнему. Это он изменился.
— Хочешь выпить? — спросил Саймон, открывая коробку с сигарами.
Рис отказался:
— Полагаю, мне лучше сохранить голову ясной для того, что мы собираемся обсуждать.
Закрыв коробку, друг сел и улыбнулся:
— Благодарю тебя за то, что ты сказал Лиллиан. Она еще не освоилась с ролью герцогини, и твое признание много для нее значит.
Рис нахмурился:
— Учитывая теперь мое положение, я сожалею, что не сделал этого раньше. Я был неоправданно жесток с ней и ненавижу себя за это.
Саймон смотрел на друга, не отрицая его прежнюю жестокость, но и не осуждая.
— К счастью, мы всегда можем измениться.
— Неужели? — спросил Рис с показным смехом.
— Да. И я чувствую, ты изменился с тех пор, как мы виделись последний раз.
— Конечно, изменился. Я уже не тот, кем себя считал.
— Я не это имел в виду. Когда ты исчез, я очень за тебя беспокоился, мой друг.
— И поэтому так безрассудно отправил за мной жену?
Саймон пожал плечами:
— Остановить Энн было невозможно.
Рис кивнул. Он уже смог убедиться, насколько она упорна, когда это касается ее взаимоотношений с ним. Ее непоколебимая преданность была одной из восхитительных черт характера Энн.
— Потому что она любит меня, — сказал Рис.
— Да. Я понял это еще до того, как вы поженились, и она доказала свою любовь, когда ты сбежал. Признаться, я удивлен, что ты осознаешь этот факт, поскольку ты никогда не понимал чувств других.
— Боюсь, я и теперь не силен в этом. Энн сама призналась мне в любви.
Саймон тихо засмеялся, но тон его был серьезным, когда он сказал:
— Вот это я могу понять. А что ты чувствуешь к ней?
Друг задал вопрос, ответ на который мучал Риса с того момента, как он увидел Энн на берегу моря. Он не хотел анализировать свои чувства к жене, он вообще не хотел испытывать к ней каких-либо особых чувств. Да и не важно, что он чувствовал или хотел чувствовать, — ведь он все равно не мог этого иметь. Он не мог иметь Энн.
— У меня нет выбора: я должен ее покинуть.
Саймон вскочил, глядя на него с таким ужасом и возмущением, что Рис устыдился.
— Ты, должно быть, шутишь? — Саймон подошел к бару, налил стакан виски и залпом выпил его.
— Боюсь, как никогда серьезен, — ответил Рис.
— Но ваш союз узаконен, скреплен брачными отношениями и совершенно официален. Ты не можешь его аннулировать, развод практически невозможен. Думаешь, ты можешь просто взять и уйти от нее? Полагаю, Энн уже доказала, что ты глубоко ошибаешься.
Рис кивнул:
— Да, один раз. Но больше она этого не сделает. Я уже объяснил ей, что мы должны жить раздельно, это для нас единственно правильный выбор.
— Значит, ты объяснил ей, почему сбежал?
— Нет, я скрыл правду, чтобы защитить ее. Тогда она может честно сказать, что, выходя за меня замуж, не знала о моем происхождении.
— Но ты мог бы открыть ей правду сейчас, — резонно заметил Саймон.
— А неизвестный никому шантажист? Этот субъект может открыть ей правду раньше, чем я успею с ним разобраться. В этом случае будет лучше, если Энн с таким же потрясением узнает тайну моего происхождения, как и все остальные. Могу лишь надеяться, что это хоть отчасти защитит ее.
Саймон недоверчиво фыркнул:
— Ты не можешь рассчитывать, что скандал вообще не коснется ее.
— Я и не рассчитываю. Но если мы будем жить раздельно, у нее появится шанс перенести этот скандал с меньшими потерями.
— Рис!
— Нет, если я таким способом освобожу Энн, общество может смотреть на нее как на жертву человека, которого многие уже презирают. А с поддержкой отца и с помощью друзей она сумеет выдержать бурю.
— Не так уж тебя ненавидят, как ты думаешь, — не слишком уверенно возразил Саймон.
— Ты знаешь, кого я встретил на побережье?
Саймон тяжело вздохнул.
— Кого?
— Калеба Толбота. Он был на деревенском празднике, где присутствовали мы с Энн.
— Трудно представить тебя на деревенском празднике, но продолжай. Как там оказался Толбот? Он уже больше года не появляется в свете.
— Понятия не имею. Он был пьян и несчастен, так что вряд ли он пришел туда ради удовольствия. Но я с ним разговаривал, Саймон. Даже пытался извиниться перед ним за свое поведение.
— И что же Толбот ответил на твои извинения? — тихо спросил его друг.
— Скажем так, его реакция не была прощением. — Рис покачал головой. — Думаю, большинство людей предложат мне аналогичный ответ. Я даю им мало оснований для милосердия и сострадания.