Мейси Ейтс - В оковах любви
— Саид?
Оглянувшись, он увидел Хлою, ветер развевал медные пряди, задирал короткий сарафан.
— Что ты здесь делаешь?
— Я видела, как ты сюда шел.
— Где Аден?
— Спит. За ним смотрит няня.
— А ты решила пойти со мной? Я думал, что достаточно потрепал тебе нервы, чтобы ты меня избегала.
— А я думала, мы с этим сегодня разобрались.
— Ты не знаешь, о чем просишь, дева.
— Больше не дева. И не надо убеждать меня, что я чего-то не понимаю только потому, что не занималась сексом. Мне известны тайны Вселенной; секс вряд ли сможет потрясти мой мир.
— Правда? — протянул Саид, проводя пальцем по ее скуле. У него возникала зависимость от этого жеста. От ощущения ее мягкой кожи под пальцами. От намека на то, каково чувствовать ее наготу под своими ладонями. А ведь прошлой ночью он так мало к ней прикасался. Этого было недостаточно.
— В каком-то смысле. — Хлоя опустила глаза, на ее щеках вспыхнул румянец, видимый даже в наступающих сумерках.
— Хлоя, вернись во дворец.
— Нет. Послушай, Саид аль-Кадар, может, ты и не знаешь свои чувства, но я знаю свои. Я знаю, чего хочу.
— Ты хочешь меня? Какое бессмысленное желание.
— Почему же? В конце концов, я твоя жена.
— Не настоящая, — холодно сказал он. — По-настоящему ты не станешь моей женой никогда. Даже сейчас, когда ты мне жена лишь временно, это подвергает тебя опасности — разве ты не видишь?
— Вообще-то я не чувствую опасности. Удивительно, учитывая, что я боялась подпускать к себе мужчин. Но тебя я не боюсь.
— А должна бы. Весь мир считает тебя моей женой, а значит, желающие причинить мне боль будут тебя использовать.
— С тобой я не ощущаю опасности. С тобой я сильная. — Она шагнула ближе, и Саид почувствовал, что дышать становится легче.
— Ты не выстоишь против таких людей, с которыми сталкивался я.
— Разве Аттар сейчас воюет?
— Нет.
— Есть вероятность войны?
Саид покачал головой:
— С тех пор как я вернулся из плена, все тихо. Послание, которое доставил нашим врагам Алик Васин… произвело впечатление.
— Тогда тебе не о чем всерьез волноваться.
— Я знаю, что происходит с теми, кто попал в руки подлинно злых врагов. Можешь представить, что они могли бы сделать, если бы у меня была слабость? Если бы меня хоть чуть-чуть заботила собственная шкура? Или чья-то жизнь. — Он снова прижал ладонь к ее щеке.
— Поэтому ты просто ни к кому не привязываешься, всю жизнь?
— Иначе я не умею.
Подойдя вплотную, Хлоя поцеловала его так, как она одна умела. Глубокому поцелую недоставало опыта, но его восполняла страсть. Хлоя себя не сдерживала.
— Еще один эксперимент? — спросил Саид, когда поцелуй закончился; его голос был полон желания.
Хлоя покачала головой:
— Нет. Это не для науки.
— Я думал, ты во всем ищешь научные факты и объяснения.
— Это я не хочу объяснять. Только чувствовать. — Она обвила шею мужчины руками, и он обхватил ее за талию, крепко прижимая к себе, наслаждаясь ощущением ее мягкой груди, пользуясь возможностью провести ладонями по изгибам ее тела.
Цепи падали с него; стены рушились, и потоки свежего воздуха наполняли душу.
Он мог дышать.
— Хлоя, — позвал он измученно.
Пальцы Саида дрожали, когда он запрокинул ей голову, вторгаясь в ее рот языком, упиваясь ее вкусом, поддаваясь его дурману. Но и этого было мало. Саид оглянулся и убедился, что скала скрывает их от дворца.
— Нас никто не увидит, — сказал он голосом, полным первобытного, животного желания, которое никогда не позволял себе чувствовать, и стянул бретели сарафана Хлои, открывая грудь.
— Я об этом даже не подумала, — с нервным смешком ответила она.
— Я многое упустил, когда не мог к тебе прикасаться, — сказал Саид, проводя пальцем по твердому соску.
— Я тоже многое упускала.
— Я покажу тебе, что именно.
Он провел ладонями вниз по ее спине, кончиками пальцев — вдоль изящного изгиба позвоночника, до круглых ягодиц, все еще прикрытых тканью. Приподняв подол, он подцепил ее трусики и резко втянул воздух, коснувшись мягкой кожи и сжимая пальцы на пышных формах. Как ему нравилось, что она такая женственная! Все, что может пожелать мужчина.
Хлоя задрожала; Саид скользнул рукой по внутренней стороне бедер, дотронулся до влаги между ног.
— Ты меня хочешь, — прорычал он.
— Да.
— Скажи это, — потребовал он; его тело ныло, желая заполнить пустоту внутри чувствами. — Скажи, как сильно хочешь. Скажи, чего хочешь.
— Хочу тебя до боли, — прошептала Хлоя, пряча лицо у него на шее.
— Чего ты хочешь? — Саид скользнул пальцами глубже, к входу в ее тело, ощущая свидетельство ее желания на своей коже.
— Хочу тебя, — выдохнула она. — Внутри.
— Вот так? — спросил он, вталкивая один палец в ее влажное лоно.
— Больше, — дрожащим голосом сказала она.
— Так? — Он добавил второй палец.
Хлоя выгнулась, прижимаясь обнаженной грудью к его телу. Саиду показалось, что он сейчас взорвется. Что сердце выпрыгнет из груди, что он кончит только от ощущения ее удовольствия. Но не сейчас.
Он убрал руку, и Хлоя повисла на нем, охнув.
— Мы еще не закончили, — сказал Саид и повернулся, прижимая ее к скале. — Не больно?
Хлоя помотала головой:
— Хорошо.
Он опустился перед ней на колени. Поза почитания богинь идеально подходила для того, чтобы дать ее телу все внимание, которое оно заслуживало. Саид стянул платье с ее бедер на землю и подался вперед, покрывая поцелуями живот прямо над кромкой трусиков.
Хлоя вплела пальцы в его волосы, крепко сжала, когда Саид стянул с нее белье.
— Ты такая красивая, — сказал он, прослеживая кончиками пальцев линии у нее на животе, свидетельство того, чего ей стоило рождение Адена. — Я как-то сравнил тебя с тигрицей. Ты такая и есть. Эти полоски — знак доблести, меня восхищают они и то, что они символизируют.
— Они некрасивые.
— Вовсе нет. — Саид поцеловал одну из растяжек, подтверждая свои слова. — Ты вся прекрасна. — Следующий поцелуй пришелся ниже. — Везде, — прошептал он, щекоча дыханием ее кожу.
А затем он поцеловал ее между ног, повторяя языком путь, который раньше проделали его пальцы. С губ Хлои слетали невнятные звуки, пока Саид ласкал ее, пробовал на вкус, заполнял ею пустоту в своей душе. Но и этого было мало.
Он был возбужден до боли, но телесная жажда была не самой сильной. Куда больше жаждала пустота на месте его души. Он не знал, что пустота может причинять боль — но теперь испытывал неописуемую муку.
