Фрида Митчелл - Добрая фея
— Я лишь подал им идею, как можно совершить увлекательную экскурсию и заодно поближе познакомиться с Доминико. Всем эта мысль понравилась. — Генри развел руками.
— Да что ты говоришь! — вскипела Хилари. — Я тоже с удовольствием поехала бы на пикник! Почему меня не взяли?
— Скажи уж прямо, что хочешь понять, почему я подал им такую идею, — посоветовал Генри, сверля ее взглядом.
Она почесала кончик носа, как поступала всегда в минуту растерянности или смятения, и Генри ощутил прилив нежности от этого смешного жеста, всегда умилявшего его. Но тон, которым Хилари ответила ему, стер, словно наждак, благодушие и вверг его в уныние.
— Признаться, меня это не очень интересует. Но из чистого любопытства я готова выслушать твои объяснения.
Генри кивнул.
— Хорошо, я все тебе объясню, но сперва мы с тобой подкрепимся. Вчера я заметил, что ты плохо ешь. Этому пора положить конец!
Хилари отказывалась верить своим ушам. Впрочем, она не до конца доверяла и собственным глазам.
— Как мне питаться — мое личное дело, тебя это не касается! — резко ответила она и вдруг вспомнила, что они уже разговаривали в таком же духе и Генри посадил ее в лужу… — Послушай… — Хилари сменила тон, — у меня масса дел, и у тебя, полагаю, тоже. Когда ты должен быть в аэропорту?
— К дьяволу аэропорт! — рявкнул Генри. — Ты непременно должна сесть за стол и как следует позавтракать!
— Это приказ? Я приговорена к смерти?
— Считай, что тебе предложено заморить червячка, — смягчился Генри, видя, что спорить из-за пустяка бессмысленно. — По утрам полезно перекусить.
— Я как-нибудь сама разберусь, чем мне заняться с утра!
— Разумеется, тебе виднее…
Хилари обнаружила, что зверски голодна, едва лишь начала есть. Вероятно, сказался тот факт, что она почти не притронулась накануне вечером к великолепному ужину, приготовленному Николь.
Угощение, предложенное ей утром Генри, тоже было восхитительным. Пышный омлет буквально таял во рту, зеленый салат ласкал взор, а домашняя лапша с помидорами и приправами возбуждала аппетит, впрочем, как и свежевыпеченные рогалики. Впиваясь в один жемчужными зубами, Хилари вдруг подумала, что из нее и Генри могла бы получиться замечательная супружеская пара. Как приятно завтракать вдвоем солнечным летним утром на свежем воздухе!
Она поймала на себе взгляд Генри и натянуто улыбнулась ему: любопытно, чем это он так доволен? Весь просто сияет! Хилари подозрительно покосилась на Генри и как можно непринужденнее обронила:
— Все очень вкусно! Но я тебя, вероятно, задерживаю? Ты так и не сказал, в котором часу вылетает твой самолет.
— Ты очень наблюдательна, я действительно этого не говорил. — Он насмешливо прищурился.
Хилари хотела встать из-за стола, но Генри упредил ее порыв и положил свою огромную ладонь на ее руку. Она сразу ощутила ее уютное тепло и словно приросла к стулу. Но едва Хилари осмелилась поднять глаза и посмотреть на Генри, как ее пронзил страх.
— Вчера ночью я пришел к тебе, чтобы спросить кое о чем, — поспешно сказал Генри, догадавшись, что Хилари испугало выражение его лица.
— Нет, не надо! — пролепетала она, чувствуя, что вот-вот растает от любви и нежности, которыми светились его бархатные черные глаза. — Не делай этого! Умоляю!
— Но я непременно должен знать ответ на свой вопрос, Хилари! Это для меня крайне важно. Вернее это важно для нас обоих.
Неужели он намерен сделать мне предложение? Что он задумал? Сердце Хилари заколотилось, как у перепуганной крольчихи, перед глазами поплыл густой туман. Она побледнела и затравленно взглянула Генри в глаза.
— Что именно?..
— Кто такая Айрин?
— Что?! — выдохнула Хилари.
Генри впился взглядом в ее лицо и повторил:
— Кто такая Айрин? Так звали женщину, с которой тебе изменил бывший муж?
Слава Богу, он ничего не знает! Вернее, пока не знает, поправила себя Хилари. Но станет копать дальше, упорно и целеустремленно, до тех пор, пока не добьется своего. Так уж он устроен, этот Генри Трент.
— А кто тебе рассказал о ней? — спросила, запинаясь, она, хотя и догадывалась, что это сделали либо сестра, либо мать.
— Беда в том, что мне о ней никто ничего не рассказывал, — огорченно ответил Генри. — Вчера, после твоего неожиданного ухода, Доротея спросила у матери, здорова ли ты. И Харриет сказала…
— Что? — Хилари подалась вперед, лихорадочно соображая, как правдоподобно солгать Генри: правду говорить она не собиралась.
— Твоя мать сказала, что узнает наверняка, здорова ты или больна, когда ты заговоришь об Айрин, — тихо произнес Генри. — Я спросил, а кто, собственно говоря, это такая. Нужно было видеть их лица! Они страшно испугались, что я их случайно услышал. Обе словно воды в рот набрали!
Хорошо, что я не встала со стула, подумала Хилари: ноги трясутся так, что вряд ли меня удержали бы. Она молча уставилась на собеседника, побледнев как мел.
— Так все-таки, кто она такая? — не унимался Генри. — Почему она по-прежнему играет в твоей жизни существенную роль? Насколько я понимаю, ты больше не любишь Макса. Это стало бы ясно любому, кто увидел бы, как ты с ним разговаривала во время вашей последней встречи.
— Ты прав, я его больше не люблю, — скучным голосом ответила Хилари, мысленно проклиная мать за неосмотрительность.
Как посмела она обронить такое замечание в чужом доме? Хилари просто кипела от негодования.
— Объясни же мне, кто такая Айрин! Не увиливай от ответа! — стоял на своем упрямый Генри. — Или ты не желаешь разговаривать на эту щекотливую тему? Скажи хоть что-нибудь, Хилари! Только не молчи!
— Я не могу тебе ничего сказать! — Она попыталась высвободить руки, но Генри еще крепче сжал их. — Посуди сам, могу ли я говорить об этом с тобой, если стараюсь не затрагивать эту тему даже со своими родственниками?
— Но тебе самой это необходимо! Твоя матушка совершенно права, и я с ней согласен! Я чувствую, что именно Айрин причина твоей замкнутости и скованности. Тебе нужно что-то с этим делать, и как можно скорее. Иначе ты рискуешь навсегда замкнуться в себе!
Хилари пожала плечами, мысленно умоляя Всевышнего немедленно помочь ей выпутаться из этой ситуации. Она была готова поклясться, что не обратится к Нему ни с одной просьбой до конца жизни, если только Он сейчас ее выручит. Ей во что бы то ни стало требовалось расстаться с этим мужчиной, не уронив своего достоинства.
— Да ты же заковала себя в стальной панцирь, Хилари! И прекрасно это понимаешь, но не хочешь в этом сознаться, — невозмутимо заметил Генри. — Твоя броня прочна, но я пробью ее рано или поздно. Ты это знаешь. Я задал тебе вопрос, моя прекрасная упрямица, и хочу услышать ясный ответ. Уверяю тебя, что мне не составит большого труда догадаться, солгала ты мне или нет. Я тебя изучил как свои пять пальцев.
Он говорил вполне серьезно и явно не собирался отступаться. Хилари стало дурно, она закрыла глаза. Что же делать? Открыть заветную тайну? Впустить в свой внутренний мир? Нет, никогда! Я не могу больше рисковать, доверяясь мужчине. Однажды это уже обернулось непоправимой бедой. И вот опять ко мне лезут в душу, бередят старую рану. Боже, когда же я обрету наконец покой?!
Хилари чувствовала, что у нее почти нет сил сопротивляться этому обаятельному англо-французскому красавцу с внимательными черными глазами. Она готова была разрыдаться или просто убежать и спрятаться. Но это был бы позор…
— Я вижу тебя насквозь, Хилари, — продолжал абсолютно спокойно Генри. — Тебе не удастся убедить меня, что я тебе совершенно безразличен. Минувшей ночью я убедился в том, что ты любишь меня. Не отпирайся, любишь! — Он взмахнул рукой, предупреждая ее возражения. — Не надо лгать! Со мной это не пройдет. Твои страстные объятия и откровенные слова тому доказательство. Надеюсь, этого ты не станешь отрицать? Ты даже пыталась затащить меня в постель… Пойми, Хилари, мы любим друг друга, но между нами стоит преграда, и если это Айрин… если это она мешает нашей любви…
— Не смей так о ней говорить! Что ты обо всем этом знаешь?! Кто дал тебе право лезть в мой внутренний мир?! — вспылила Хилари и разрыдалась.
Она вскочила и хотела убежать, но Генри обнял ее и прижал к груди. Хилари попыталась оттолкнуть его и вырваться, но поняла, что у нее иссякли силы, и обмякла. Он стал поглаживать ее ладонью по спине, успокаивая. Наконец она пришла в себя и глухо прошептала:
— Айрин была моей дочкой.
Генри окаменел, руки его застыли на ее плечах. Наконец он тяжело вздохнул и вновь стал осторожно поглаживать Хилари. И она в порыве откровения выложила ему все, начиная от шока, который перенесла, получив по почте фотографии мужа в обществе красотки, и заканчивая похоронами ребенка, на которых едва не сошла с ума.
