Кристина Аханова - Слепая любовь
— Один… или с этой?
Иванов понимающе усмехнулся:
— Один.
— Бросил, значит, — удовлетворенно констатировала Алиса и допила то, что было в бутылке. Внимательно осмотрела сосуд, убедилась, что бутылка совершенно пуста, и, словно обидевшись — “Предательница! И ты туда же!” — швырнула прямо в зеркало. Осколки брызнули по всей комнате.
Адвокат отпрыгнул с неожиданной ловкостью и заорал:
— С ума сошла?! Подписывай! — И сунул ей под нос бумаги.
Алиса выкарабкалась из постели, шатаясь, добрела до окна и выглянула, словно все еще надеясь, что где-то там прячется Андрей, готовя ей приятный сюрприз… Но никого не было ни в доме, ни на участке — только она и ее адвокат. Алиса повернулась к нему и ощерилась в злой усмешке.
— Не буду. Он вернется. И я все ему прощу. И мы поедем в Париж! На Фонтене-о-Роз! — Она икнула, одернула ночную рубашку и посмотрела на адвоката свысока, уже как бы из Парижа, с Эйфелевой башни.
Иванову стало нехорошо и захотелось как можно быстрее убраться отсюда.
— Подпиши, — ласково пропел он. — Доверься мне. Так надо.
— Не надо, — ответила Алиса. — Если подпишу, он не вернется. Никогда!
Иванов схватился за голову и с размаху уселся на кровать, усеянную осколками, кольцами и залитую спиртным.
— Василиса! — прошептал он. — Брось прикидываться! Драма у нее! Истерика у нее! Подписывай, дура! Развод уже оформлен, и твоя неграмотная закорючка никому не нужна. Но если ты не подпишешь все документы сегодня до полуночи, ты лишаешься всего, даже этой грязной ночнушки. Как сказал Гольдблюм, голой пришла, голой и уйдешь.
Алиса отошла от окна, накинула пушистый халат с меховой отделкой, туго завязала пояс и спросила совершенно трезвым, ясным голосом:
— Что, есть такой пункт — “до полуночи?”
— А я о чем говорю! — Иванов перелистал бумаги и отчеркнул ногтем нужную строчку.
Алиса наклонилась, внимательно прочитала, шевеля губами. Потом просмотрела остальные пункты… И подписала каждый лист.
Иванов кинулся на документы, как лиса на цыпленка. Он проворно спрятал их в “дипломат”, защелкнул все замочки и облегченно вздохнул.
— И еще одно дельце. Совсем пустяковое.
— Какое? — тяжело и холодно процедила Алиса.
Иванов скромно улыбнулся.
— Мой гонорар.
Алиса ответила ему тоже улыбкой — открытой, детской, наивной, знаменитой своей улыбкой, когда-то покорившей Андрея, а потом и многих других… Улыбнулась и удивленно спросила:
— Ты читал мои документы?
— Конечно, читал, — пробормотал Иванов, чуя подвох. — Я же сам и составлял…
— Плохо читал, — сочувственно вздохнула Алиса. — Там же русским языком сказано — все расходы по бракоразводному процессу отнесены на счет ответчика. Вот к ним и обращайся. Иди к Гольдблюму, попроси. Он даст, я знаю. Сколько там полагается в день среднему адвокату? — Она выделила голосом словечко “среднему”. — Семнадцать тысяч?
Иванов побледнел, прикусил губу. Мелкий холодный пол выступил на его невысоком лбу.
— Та-ак… — протянул он. — Приехали… Ах, ты, сучка! — И неожиданно для себя самого вдруг расхохотался. Он был вовсе не дурак, Иванов, и умел ценить оригинальные решения. Кроме того, в его положении следовало позаботиться о вещах поважнее денег — о репутации, например. Поэтому он смеялся от души. — Молодец! Далеко пойдешь! Ладно, мне твоим адвокатом уже не бывать, а вот против тебя поработать — с удовольствием. Не последний ведь раз разводишься, девочка. У меня время есть, подожду. До встречи!
— А пошел ты! — хмыкнула Алиса, достала из-под подушки другую бутылку, прижала ее к груди и хитро улыбнулась.
Иванов почему-то разозлился.
— Что ты изображаешь? — рявкнул он. — Теперь-то можешь не играть, какой тебе толк передо мной притворяться? Не пьешь ведь ты, дешевка!
— Кто знает… У меня горе… — загадочно пролепетала Алиса, опять превращаясь в измученную, обезумевшую от всех несчастий и обид девочку, которая трогательно, жалко и отвратительно напивается первый раз в жизни и медленно сходит с ума… Трагическая героиня икнула, покачнулась и зазвенела цепями и браслетами.
— Тьфу! — плюнул адвокат и пошел.
Впрочем, на пороге он оглянулся. Ему вдруг стало интересно, как выглядит Алиса, когда на нее никто не смотрит. Но тут он просчитался: она ни на шаг не вышла из своего образа и одарила его на прощание слабой блуждающей улыбкой. Алиса знала, что ни один мужчина не уходил от нее, не оглянувшись…
Утром Вера пришла в лабораторию. Ее встретил Васька, мрачный, на себя не похожий.
— Все! — сказал он вместо приветствия. — Все, Вера Станиславовна! — Подумал и тихо выругался.
— Василий! — возмутилась Вера. — Ты почему ругаешься?
Васька вынул из карманов сжатые кулаки, посмотрел на них, потом с наслаждением врезал кому-то невидимому под дых, пнул еще этого невидимого, похоже, упавшего на пол от его удара… И ответил Вере очень странно:
— Чтоб не плакать!
— Лучше плачь, — пошутила Вера. — Слезы тебе к лицу.
Васька заплакал, не переставая, впрочем, ругаться самыми неприличными словами. Он шмыгал носом и утирал слезы рукавом зеленого халата. Этот фонтан нельзя было назвать скупой мужской слезой… Вера испугалась не на шутку. Она схватила Ваську за плечи и тряхнула, приводя в чувство:
— В чем дело?! Рассказывай!
Васька, заикаясь и всхлипывая, провыл:
— Закрывают нас, Вера Станиславовна. Разгоняют! Только жизнь наладилась. Мышей получили… Я им имена дал! Халаты новые у всех. Вакцина-то как себя показала! Чуть-чуть еще почистить, чтобы уж без всяких побочных эффектов — и о’кей! На мировом уровне! Такую серию опытов начали… И вот… Все прахом! — Васька нашел наконец грязный носовой платок и трубно высморкался.
У Веры мурашки побежали по спине. В сущности, она давно ждала этого. Финансовые дела института ухудшались с каждым днем, и слухи о закрытии лаборатории и сокращении штатов носились непрестанно. И все-таки Вера надеялась: еще хоть годик, хоть пару месяцев… Она прикрикнула на расклеившегося Ваську, который утратил все свое чувство юмора:
— Да с чего ты взял? Что за сплетни? Нас уже сто раз закрывали и ничего, работаем!
Васька обреченно свесил голову.
— Нетушки, Вера Станиславовна, на этот раз точно. Чует мое сердце. И сон нынче нехороший приснился. Ворочался-ворочался, под утро еле-еле…
Раздраженная Вера прервала его жалобы:
— Да ты дело говори! Сон-то при чем?
Васька удивился ее непониманию:
— Как это при чем? Сон в руку! Заходит наш директор и с ним вся свита, и завкафедрой, и зам по науке, и даже завхоз…
