Рэй Морган - Диана и ее рыцарь
Но почему она не говорит ему, кто отец Мии?
Он ничего не знал о том мужчине, по вине которого она вот-вот станет матерью. А причина, с его точки зрения, могла быть только одна: она по-прежнему любит этого человека, надеется, что он вернется и будет выполнять свои обязанности отца. А если она до сих пор ждет того мужчину, как он смеет становиться на ее пути?
Ему хотелось бы лучше понимать женщин. Их образ мысли почему-то оставался для него тайной. Как только ему начинало казаться, что он понял женщину, она вдруг оказывалась словно в другом пространстве и начинала действовать совершенно не с тех позиций, с каких действовал он.
Взять, например, Джину, женщину, с которой он жил довольно долго. Кэм считал, что их отношения – идеальные отношения двоих взрослых людей, дружба и секс без каких-либо обязательств. Она сама это предложила, и он с радостью принял ее условия. А потом она вдруг захотела выйти замуж. Ее желание стало для него шоком. Он быстро понял, что не любит ее и не хочет прожить с ней жизнь. Он объяснил ей это, и она тут же уехала.
А через несколько месяцев вернулась и заявила, что беременна от него. Он чувствовал себя как в ловушке, понимал, что над ним нависла угроза, но решил поступить как подобает. Они стали готовиться к свадьбе, но это было для него пыткой. Он ненавидел ее, ненавидел будущего ребенка…
И ненавидел себя за эту ненависть к ним.
А потом Джина погибла в автокатастрофе. Он почувствовал себя еще более несчастным. Ему было жаль ее, жаль ребенка. Он мучился оттого, что плохо с ней обращался. Ему надо было быть с ней нежнее.
А потом медицинская экспертиза показала, что это был вовсе не его ребенок. Несколько месяцев он пребывал в полной растерянности и не мог даже подумать о том, чтобы начать встречаться с кем-то еще. Кэм больше не доверял ни одной женщине и начал задумываться о том, будет ли ему когда-нибудь хорошо с какой-нибудь из них.
А потом он приехал домой и увидел Диану. Он быстро понял, что, вероятно, любит ее и всегда любил. Тот факт, что это было безумно, безнадежно, не волновал его. Жизнь всегда обходилась с ним не так, как ему хотелось бы.
Какой-то звук в дверях заставил его открыть глаза и сесть прямо. Диана медленно вошла в комнату.
– Я думал, ты уехала домой, – сказал он.
– Я поехала, но пришлось вернуться. Мы забыли убрать в прохладное помещение несколько гирлянд, которые свили уже вечером. Я не хотела оставлять их на всю ночь в тепле.
Кэм кивнул.
– Выпьешь со мной немного? – предложил он.
– Нет, спасибо. – Она подошла ближе и присела на ручку его кожаного кресла. – Мне пора домой. Я просто зашла на минутку.
– А я вот сижу тут и думаю о тебе. О нас.
Она вздохнула:
– Кэм, нет никаких «нас».
– Это я заметил. Диана, скажи, почему так?
Ее удивил его тон.
– Завтра тут будет праздник, – сказала она сухо. – Считается, что на этом празднике ты выберешь себе невесту, которая спасет вашу семью. Это начисто смывает все возможные «нас».
Он покачал головой и отпил из стакана.
– Я не могу принять такое объяснение, Ди. Между нами существует стена, и я начинаю понимать, что воздвигла стену именно ты.
– Странно. Не я виновата в том, что у тебя есть долг перед твоей семьей. Это часть наследия рода Ван Кирков. Это как девиз на воротах родового замка. Ты должен сделать то, что должен.
– Не должен.
– Нет, должен. Ты сам знаешь, ради этого ты вернулся сюда. Ты принадлежишь чему-то, что не можешь игнорировать. Долг, ответственность – называй как хочешь, но это часть тебя, и ты должен сделать то, чего от тебя ждут.
Он уставился на нее в темноте. Вдруг она права? Вдруг он действительно должен сделать то, чего от него ждут?
Он очень сильно любил деда, но почти так же сильно сопротивлялся его диктатуре. Ван Кирк-старший постоянно пытался управлять его жизнью, и раньше он восставал против него. Именно поэтому он захотел стряхнуть с себя золотую пыль родного города, уехать, забыть об установлениях семьи и начать жить по-своему. И вот теперь он вернулся в лоно семьи и действует так, словно прошедшие десять лет были страшной ошибкой. Готов ли он на сей раз выполнить желание деда?
Нет. Все происходящее – просто безумие.
– Диана, я тысячу раз говорил тебе: я ни на ком не собираюсь жениться.
– Правда? – Она впилась ногтями в ворот своей блузки и нервно дергала его. – Знаешь, мне кажется, ты не должен делать таких заявлений.
Он нахмурился:
– Что ты имеешь в виду?
– Твой дед сказал, ты дал ему обещание. Давным-давно. И теперь, когда твоя семья нуждается в тебе, ты должен это обещание выполнить. – Она знала, что почти кричит, но ничего не могла поделать. Ей стоило больших усилий сдерживать чувства, которые готовы были вот-вот вырваться наружу. – Ты должен сорвать миленький цветочек с одного из пяти кустов, найти супербогатую невесту и спасти дом, спасти наследие – все, все. Это твой удел, твое предназначение. Так тебя воспитали.
Он с удивлением уставился на нее:
– Ты что говоришь? Ты в своем уме?
– Просто я внимательно слушала твоего деда. И поняла – ты возненавидишь себя, если не сделаешь то, что тебя с детства приучили считать своим долгом. И тут ты ничего не можешь поделать.
Кэм выругался про себя и потряс головой. Его раздирали сомнения.
– А я получила совершенно обратное воспитание, – продолжала Диана дрожащим голосом. – Мой отец всегда говорил мне, что я – жалкая оборванка и не должна строить иллюзий и крутиться вокруг мальчишки Ван Кирка. Что эта публика никогда не примет меня. Тогда я ему не верила, но теперь вижу – он был мудр и понимал правду жизни.
– «Правду»… – насмешливо произнес Кэм. – Это не правда. Это чья-то бредовая выдумка под маской реальности. Ты упала в кроличью нору, Диана. Перестань слушать Безумного Шляпника.
Она почти рассмеялась:
– Твоего деда?
Кэм кивнул.
– Несмотря ни на что, я люблю старика. – Он пожал плечами. – И ты права. Я дал определенные обещания. И на мне лежит определенная ответственность. – Он протянул руку, схватил Диану и стянул к себе на колени. Оказавшись вдруг в его объятиях, она вздрогнула от неожиданности. – Но я никогда не женюсь на женщине, которую не люблю, – сказал он, – и это ты можешь зарубить себе на носу.
– Кэм… – Она постаралась высвободиться, но он не мог ее отпустить.
Он был тверд, силен, неизбежен, и она сразу поняла – ей его не остановить. На самом деле она и не хотела его останавливать, и, когда его губы коснулись ее губ, они оказались так горячи, что она содрогнулась. Его страстность потрясла ее, и ее страсть очень быстро поднялась навстречу. Жар его губ на ее коже охватил ее целиком. Она утонула в его поцелуе, как тонет пловец в теплом, манящем водовороте, и он завертел, закружил ее. Иногда она поднимала голову над водой, чтобы вздохнуть, но на самом деле ей хотелось оставаться там, внизу, в пучине его поцелуев. Их нежная сила кружила ей голову, воспламеняла желание.
