Джулия Тиммон - Поединок страстей
Вспоминаю, как в конце зимы я мучительно долго выбирала новый халатик. Хотелось, чтобы и цвет, и фасон, и длина соответствовали вкусу Гарольда. А он, оказывается, в ту пору мечтал о другой. В груди все больно сжимается, и я насилу удерживаюсь, чтобы не разразиться неостановимым оглушительно громким хохотом.
– Я в первую же минуту отметил, что, хоть Беттина и ведет себя весьма необычно, она куда менее привлекательна, чем ты, но тогда меня интересовала не привлекательность… а… сам не знаю что… Дурак! Почему я был так глуп и недальновиден? Почему не сообразил, что если на земле и есть человек, чье понимание мне важно и нужно, то это ты, ты и только ты?.. – Смотрит на меня собачьими глазами и выглядит до того жалким, несчастным и обездоленным, что я, ибо мне раскаиваться не в чем, чувствую себя зажравшимся богачом, выслушивающим мольбы нищего бросить ему кусок хлеба.
Надо бы что-нибудь сказать, но я не имею понятия, что говорить. Сижу и против воли вспоминаю события февраля, марта, апреля. Как бессмысленно и жестоко устроен мир!
– Беттина хитрая каких поискать, – страдальческим голосом продолжает Гарольд. – Я и не понял, как легкий флирт перешел у нас в нечто более… – Спотыкается и кривится. – Даже не знаю, как это назвать.
– Более серьезное? – подсказываю я, стараясь выглядеть спокойной, хоть на сердце лежит камень.
Гарольд быстро качает головой.
– Нет, что ты! Ни о чем серьезном тут не может быть и речи. В нечто такое, от чего не очень просто отделаться…
Внимательно всматриваюсь в его столь знакомое и вместе с тем чужое лицо и криво улыбаюсь.
– По-моему, если люди сами не желают втянуться в такие отношения, ничего подобного и не происходит.
Гарольд берет и вторую мою руку, сжимает обе и легонько потрясает их.
– Я тоже так думал, милая, пока не ввязался в эту историю. – Он взволнованно сглатывает. – Понимаешь, Беттина намекнула, что один ее хороший знакомый мечтает открыть свою фирму, но не нашел подходящего партнера. Не буду вдаваться в подробности, но мне показалось, что это дело как раз для меня… Поэтому-то я…
В изумлении приоткрываю рот, но Гарольд не дает мне произнести и слова. Разжимает пальцы, вскидывает руку и торопливо произносит, будто боится, что я сейчас растворюсь в воздухе и он не успеет объяснить:
– Да, я знаю, это было низко по отношению к тебе, подло, недопустимо, но я уже сделал первый шаг. В смысле, сошелся с Беттиной, за что, клянусь, буду ненавидеть себя всю жизнь. А знакомство с этим типом обещало увенчаться большим успехом. Ты же знаешь, как давно я хочу создать собственную компанию…
Мне настолько неприятно и мерзко, что можно и не мечтать о возможности упорядочить мысли и взглянуть на вещи трезвым взглядом. Меня так и подмывает рассмеяться, но я, поскольку до сих пор поражена признанием Гарольда, изо всех сил держу себя в руках. Какое-то время он молча смотрит в пустоту и покачивает головой, словно видит галлюцинацию и не желает в нее верить.
– И что? – спрашиваю я.
Гарольд вздрагивает.
– Что?
– Познакомила она тебя со своим приятелем?
Он горемычно усмехается.
– Нет. По ее словам, то он неожиданно уезжал, то у него находились срочные дела. – В отчаянии шлепает по кровати ладонью. – И, знаешь, у нее так складно получалось врать, что я до сих пор на что-то надеялся…
Нахмуриваюсь и спрашиваю, произнося слова медленно, будто обессилев после долгой тяжелой болезни:
– А если бы она вас познакомила, что тогда?
Гарольд качает головой.
– Не познакомила бы! Я понял это только вчера вечером. Весь фокус в том, что никакого друга-предпринимателя у нее и в помине нет. Она вешала мне лапшу на уши, вот и все!
У меня такое чувство, будто я лишь сейчас обнаружила, что живу в мире, сплошь сотканном из лжи и предательства. Меня передергивает, но перед глазами вдруг почему-то возникает лицо Джошуа и гадкое ощущение безнадежности стихает.
– Почему? – пожимаю плечами я.
– Вешала-вешала! – восклицает Гарольд.
Я взмахиваю рукой.
– Да нет, я подумала совсем о другом…
– О чем? – интересуется Гарольд.
– Неважно, – говорю я, чувствуя себя смертельно уставшей.
Лицо Гарольда искажает страдальческая гримаса.
– Раньше у тебя от меня не было секретов.
– У тебя от меня тоже, – тихо говорю я. – Во всяком случае, мне так казалось.
Гарольд сжимает мою руку с отчаянием смертельно раненного молодого солдата, который протянет самое большее еще час-другой, но безумно хочет остаться в живых.
– Ты теперь никогда не будешь мне верить, да? – громким шепотом произносит он, гипнотизируя меня взглядом.
Молчу. Что я могу сказать? Уверять его в том, что я готова хоть теперь принять очередную порцию вранья, я не собираюсь. Это прозвучало бы глупо и неправдоподобно.
Гарольд наклоняет голову и снова делает то, чего я никак от него не ожидаю. Начинает покрывать мою руку поцелуями, переворачивая ее то вниз, то вверх ладонью.
– Милая моя, ненаглядная… Но ведь это был единственный раз в жизни! Больше никогда – слышишь, никогда? – я тебя не обманывал. И не обману… – Замирает над моей рукой.
Медленно убираю ее – прикосновения его горячих губ, это опаляющее дыхание, с одной стороны, согревают, но с другой – отталкивают.
– А если у Беттины все же был бы такой знакомый, – протяжно произношу я. – Если бы вы спелись и открыли свое дело? Тогда что?
Гарольд растерянно моргает.
– Как что? Я был бы сам себе хозяин…
– Я не про это. Как бы ты поступил со мной? Отбросил бы? Дал от ворот поворот? – Я прищуриваюсь и испытующе смотрю ему прямо в глаза.
Он уверенно качает головой.
– Я не отбросил бы тебя ни за какие блага. Просто порвал бы с Беттиной и…
– Она даже не знала, что у тебя кто-то есть, – напоминаю я, не отводя взгляда.
Гарольд кивает.
– Поначалу я не счел нужным ей говорить. А потом совсем запутался. Шейла! Неужели ты не заметила по моему поведению, что Беттина не значит для меня и половины того, что значишь ты? Ты ведь видела нас двоих, наблюдала…
У меня нет ни малейшего желания вновь вспоминать их вместе, однако я опять переношусь мыслями в минуты, когда была вынуждена смотреть на эту парочку. По сути, он прав. Особенного трепета от присутствия Беттины я в нем не увидела.
– Шейла!
Гарольд наконец поднимается с пола, присаживается на край кровати, с нежностью и обожанием смотрит на мою ногу, на ту ее часть, что не прикрыта бриджами, и, чуть касаясь пальцем кожи, начинает водить по косточке на щиколотке. Я пытаюсь понять, приятно мне или нет, и не могу.
– Милая, я был как в бреду, – шепчет он. – Мне казалось, я тяжко болен, но теперь болезнь вдруг прошла и я сознаю, что мне нужна одна ты.
