Мишель Дуглас - Фантазии феи
— Неправда, — ответил Алекс, отставил в сторону тарелку и предложил: — Хочешь пирога?
Взгляд Дэйви тут же просиял. Он подбежал к Алексу, сел к нему на колени и взял с тарелки кусок лакомства. Все мышцы Алекса напряглись. Он чувствовал тепло мальчика, его вес у себя на коленях, его запах. Сердце снова отозвалось болью при мысли о Чеде.
«Это не Чед», — уговаривал он себя.
Алекс вцепился в тарелку, пытаясь справиться с паникой, которая обуревала его. Под влиянием страха ему очень хотелось столкнуть ребенка с колен и удалиться, но он не мог так поступить.
«Веди себя адекватно, реагируй на все нормально. Его поведение в порядке вещей», — твердил себе Алекс, пытаясь расслабиться.
— Удобно? — наконец спросил он мальчика.
Дэйви кивнул:
— Я не хочу испачкаться, иначе мама будет недовольна. Если я сяду на землю, то точно извожусь.
Алекс почувствовал неловкость. Мальчик рассуждал вполне по-взрослому.
Когда он закончил с пирогом, Алекс опять поднес ему тарелку и произнес:
— Я слышал, что карамельные батончики очень вкусны.
Но ребенок не обратил на замечание никакого внимания и потянулся за шариком кокосового мороженого. Тогда Алекс решил сам съесть карамельный батончик, чтобы чем-то занять руки и мысли, но засомневался, что его желудок сейчас в состоянии принять такую сладость.
Руки Алекса дрожали, и, стараясь не выдавать своего волнения, он отставил тарелку с едой в сторону. А что бы выбрал Чед? Батончик или мороженое?
— Можно я расскажу тебе секрет? — спросил мальчик.
Алекс не нашелся что ответить и просто кивнул.
— У тети Кит будет малыш, ты знаешь?
— Да, — только и смог выдавить он.
— Я слышал, как она говорила с мамой об этом. Если у нее будет мальчик, она хочет назвать его Яковом. Думаю, это хорошее имя, но в моей группе тоже есть Яков, и он очень выпендривается, поэтому я не люблю его.
Мальчик еще что-то говорил, но Алекс уже не слушал его.
Смеркалось. Алекс все еще был в саду. Он сидел на земле, сжимая руками сырую рыхлую почву. «Только бы не стошнило», — думал он. Неожиданно его осенило. То, что он так долго искал, наконец открылось ему. Он понял, что все-таки не может быть отцом для ребенка и мужем для Кит. Кого он обманывает?
Ребенок, любой ребенок напоминает ему о Чеде, и от этого его рана в груди никогда не затянется. Каждый раз это превращается в мучение, а Алекс не хотел страдать. Дэйви и ребенок Кит будут постоянным напоминанием о сыне, о его потере. Если он останется, боль утраты будет преследовать его каждый день, каждую минуту его жизни.
Алекс злился на самого себя. Как он станет отцом для малыша Кит, если даже не может встретиться лицом к лицу с прошлым, с Чедом.
Озноб пробежал по его телу. Нет, он не может, не может.
Чувствовал ли его дед то же самое, когда его дочь, мать Алекса, ушла из дома? Было ли это причиной, почему он не мог выразить любовь и нежность по отношению к своему внуку? Теперь же Алекс шел по его пути.
Наверное, для обоих — для него и для Кит — было бы лучше, если бы он ушел тогда, в первый день, как только она сказала ему правду. А для нее было бы лучше вообще никогда не обращать на него внимания.
— …в любом случае, мне кажется, это глупое имя, — закончил мальчик и поднял на Алекса глаза, такие же, как у Чеда.
В данной ситуации даже знание того, что у девяноста процентов населения карие глаза, не помогало. Сейчас Дэйви казался Алексу как две капли воды похожим на его сына — малыша, которого он потерял.
— А как бы ты назвал мальчика? — вдруг спросил Дэйви.
Чед, конечно, он бы назвал его Чедом. А как же иначе?
— Тебе опять нехорошо? — забеспокоился малыш, глядя на бледное лицо Алекса.
Алекс попытался найти другое оправдание, но не смог.
— Как ты думаешь, твоя мама отвезет тетю Кит домой после ужина? — спросил он.
Дэйви кивнул.
— Тогда скажи им, что я плохо себя чувствую.
Мальчик еще раз кивнул, вскочил с колен Алекса и убежал.
Алекс направился к машине. С каждым шагом его сердце болело все больше и больше.
* * *Примчавшись домой, Кит обнаружила Алекса сидящим на диване. У нее тут же отлегло от сердца. Дэйви понапридумывал с три короба, и она-то уж решила, что Алекс при смерти, но ничего такого и в помине не было. Она вздохнула с облегчением.
Итак, что-то вновь напугало его… Вновь… Дэйви?
В памяти Кит снова возник их недавний поцелуй на скалах. Она не готова была сдаваться. Просто ему нужно…
Время?
Сколько еще должно пройти времени, чтобы все встало на свои места? Она должна бороться за Алекса — внутренний голос подсказывал ей.
Да, он много работает, он изо всех сил старается поступать правильно. Когда он поцеловал ее, у нее словно вновь выросли крылья. Надежду давало выражение его глаз, когда он посмотрел на нее там, на пляже.
За эти недели Кит много волновалась. Во время последнего визита к врачу выяснилось, что у нее повышенное давление, и Кит знала почему. Причиной был Алекс. Она беспокоилась из-за него; не знала, примет ли он их ребенка или нет, сможет ли он справиться с тараканами в своей голове. Она боялась будущего.
Конечно, Кит еще поборется, но не в ущерб здоровью ребенка.
Может, дать ему еще одну неделю?
Ей хотелось броситься на пол и разрыдаться, но она сдержалась — нельзя позволить эмоциям возобладать над здравым смыслом. Она сглотнула. В горле стоял комок, глаза щипало.
— Я смотрю, ты внезапно поправился, — только и смогла выдавить она.
Алекс покачал головой и ответил:
— Прости, Кит, я не могу, не могу быть тем, кем ты хочешь меня видеть. Я не могу быть отцом твоему ребенку.
Сердце Кит екнуло.
— Тебе не надо принимать решение прямо сейчас. Мы можем поговорить об этом позже и тогда…
— Нет, — резко перебил ее Алекс.
Услышать эти слова было для нее равносильно концу света. Мир остановился.
Алекс продолжал:
— Кит, пойми, каждый ребенок напоминает мне о Чеде, каждый! Это невыносимо. День за днем я испытываю боль, как и в тот раз, когда потерял его. Я не могу так жить, я схожу с ума…
Кит подняла на него глаза. Алекс как будто постарел и осунулся, у губ залегли глубокие морщины. Он очень сильно переживал.
— Поэтому я не могу быть отцом ребенку, — закончил он.
Краски померкли. Кит замерла на месте, не в силах издать ни звука. Ей казалось, что она упала в пропасть и оттуда уже нет возврата.
Он предупреждал ее, он говорил ей, но сейчас все, что было «до», стало совсем не важным. На секунду она почувствовала всю мощь, всю силу его боли.
