Сабрина Джеффрис - Когда летят искры
«Если только он не воспользуется случаем, чтобы избавиться от меня, не поднимая шума».
Нет, Элли не могла в это поверить. И не будет верить.
Когда все вещи были уложены и папа на руках вынес тетю, чтобы устроить ее поудобнее в карете, Элли отвела в сторону мистера Хаггетта.
— Скажите его милости, что он приглашен сегодня на рождественский обед в Хенсли в «Розе и короне».
— Да, мисс. — Но Хаггетт избегал смотреть ей в глаза.
— Вы ему непременно скажете? — настаивала она.
— Скажу, клянусь вам, — вздохнул мистер Хаггетт. — Но не могу обещать, что он приедет. Вы его знаете.
— Он должен, — возразила Элли, решив прислушаться к своему сердцу, а не страху. Она вынула из кармана золотую пуговку. — Отдайте ему это. Скажите, что он должен исполнить мое желание. — Он мог приехать следом за ней, хотя бы для того, чтобы оспорить гнусные слухи. В любом случае она должна увидеть его до того как они навсегда покинут эти края.
— Да. — Мистер Хаггетт с грустью улыбнулся ей. — Что бы ни случилось, вам следует знать, что для нас было честью прислуживать вам. Я могу сказать от имени слуг, что мы будем счастливы, если вы вернетесь.
— Спасибо вам, мистер Хаггетт, — прошептала она, преодолевая комок, застрявший в ее горле. — Надеюсь, мы скоро снова увидимся.
Когда обе кареты отца отъехали, Элли дышала только одной надеждой вернуться. Ибо если она не вернется, то для нее не будет никакого Рождества.
Мартин проснулся на рассвете и увидел, что Элли вернулась к себе. Он спустился вниз и застал там Хаггетта, вместе с лакеями занятого приготовлениями к рождественскому утру. Несмотря на то что он уже несколько дней назад прекратил попытки остановить предпраздничную суету, в такой обстановке Мартину было трудно собраться с мыслями. У него неожиданно возникло острое желание сбежать отсюда, пока не проснулись дети и не внесли свою лепту в этот хаос. Ему надо было подумать и решить, что делать дальше.
Мартин бесцельно бродил по окрестностям и наконец оказался на могиле брата вдалеке от усадьбы, в любимом месте Руперта, около озера, на котором он любил кататься на лодке.
Все это время Мартин приходил сюда каждую неделю. Он убеждал себя, будто отдавал должное памяти брата и шахтеров, но после прошлой ночи думалось иначе. Элли оказалась права. Это было искупление — все его одиночество, строгие правила для прислуги и даже запущенный дом. Он наказывал себя, и не только за смерть Руперта, но и за то, что работал, ел и дышал, в то время как брат лежал в могиле. Это было неправильно. Это было несправедливо. Но ведь жизнь обычно не бывает ни правильной, ни справедливой, как говорила Элли. Он нашел в смерти Руперта причину для того, чтобы защититься от жизни, а вместо этого окружил свое сердце бесплодной пустыней, где его вина становилась каким-то утешением. Смертельным, разрушительным утешением.
Затем его жизнь наполнилась Элли — с ее светлыми улыбками и поэтическими цитатами, с ее чудесным всепрощающим сердцем. Теперь ему следует сделать выбор: принять счастье, которое она предлагает, или дальше пестовать свою вину, которая стала его тюрьмой. Не могло быть чистым совпадением то, что ее появление принесло ему решение проблемы предохранителей, которое мучило его три года. Трудно работать эффективно, когда мысли путаются от горя.
Мартин не мог избавиться от чувства вины, до сих пор тяжелым грузом лежавшей на его душе, и сомневался, что когда-нибудь окончательно избавится от этого. Зато он сможет обрести счастье и наладить свою жизнь. С Элли. С женщиной, которую полюбил.
На мгновение страх охватил Мартина. Полюбил? О Боже! При одной этой мысли его душу охватывал страх. Самой страшной опасностью была любовь. Если что-то случится с нею…
«Не лишай себя семьи, или друзей, или любви. Это только отравляет душу». Сэмюел Джонсон говорил: «Обрекая себя на одинокую жизнь, ты никого не спасешь, даже самого себя».
Слабая улыбка пробежала по губам Мартина. «Предоставь своей Элли цитировать чопорного старого писателя для доказательства своей правоты».
Его Элли?
Да. Его. Что бы ни случилось, он не смог бы жить без нее.
Мартин постоял еще немного над могилой, затем снова надел шляпу.
— Прости меня, Руперт, но я должен идти. Рождество. И я думаю, пора перестать оплакивать на Рождество смерть, а начать праздновать рождение.
Легкой походкой Мартин направился к дому, к своему желанному будущему. В холле было тихо как в могиле, где он понял: что-то случилось.
Где дети в ожидании подарков? Лакеи, накрывающие стол? Где Элли?
— Они уехали, — послышался печальный голос. Мартин повернулся и увидел безутешного Хаггетта, сидевшего на стуле у камина, в котором еще тлело рождественское полено. — Мистер Бэнкрофт приехал и увез их в Хенсли в «Розу и корону». Завтра они уезжают в Шеффилд.
Элли уехала? Не дождавшись его, не поговорив с ним об их отношениях? Сомнений не было: это дело рук ее отца. На какое-то мгновение Мартину захотелось принять это как приговор судьбы, но он еще не сошел с ума.
Затем он вспомнил милое лицо Элли, болтовню детей и надежду, которую она привезла с собой.
«Я буду бороться за то, что нужно мне», — сказала она тогда.
А теперь так рассуждал и он.
— Молодая мисс велела передать вам приглашение присоединиться к ним за рождественским обедом в «Розе и короне». — Хаггетт встал и с мрачным видом подошел к нему. — И я должен вручить вам вот это. — Он протянул Мартину золотую пуговку.
Какого черта? Ах да, «счастливая изюминка».
— Я сказал молодой мисс, что маловероятно, что вы пожелаете поехать, но она велела напомнить вам, что вы должны исполнить ее желание.
Мартин засмеялся, испугав Хаггетта, и положил пуговку в карман. У него еще никогда не было так легко на сердце. Ему следовало бы знать, что Элли никогда не отступится от него.
— Скажи-ка мне, Хаггетт, как ты думаешь, смогут они там, в «Розе и короне», сегодня достать гуся? Или что-нибудь еще, подходящее для приличного рождественского обеда?
На лице Хаггетта промелькнула надежда.
— Меня бы очень удивило, милорд, если смогли, особенно за такой короткий срок.
— А ты, случайно, не припас все необходимое для того, чтобы накормить большую семью?
— И в самом деле припас, сэр, — сказал Хаггетт зазвеневшем от волнения голосом.
— Ладно, тогда забирай все — каждый пирог, горшок и булку хлеба. Мы едем в город.
Глава 11
«Дорогая Шарлотта!
Следуйте вашему сердцу, если не можете иначе, мадам. Я полагаю, так поступают все женщины, особенно в это время года.
