БАРБАРА КАРТЛЕНД - Мой милый звездочет
Эти люди были ему незнакомы, но герцог решил, что скорее всего они принадлежат к среднему классу и путешествуют по делам.
Он наблюдал за ними, пока постояльцы поднимались по лестнице, и затем услышал, что они прошли по коридору к комнатам на втором этаже, расположенным рядом с их номерами.
Когда шаги стихли, герцог повернулся к Вэле. Девушка все это время сидела за столом и с тревогой наблюдала за ним.
— Все… в порядке? — шепотом спросила она.
— Все хорошо, — успокоил ее герцог. — Но нам нельзя забывать об осторожности. Завтра надо уехать отсюда как можно раньше, пока эти господа еще не встали.
Девушка ничего не ответила, но послушно поднялась из-за стола. Герцог между тем продолжал:
— Я думаю, что нам осталось провести в пути еще одну ночь. Послезавтра мы должны добраться до Йорка, где вы окажетесь в полной безопасности.
— И тогда… что вы… будете делать? — тихо спросила она.
Девушка подошла к нему почти вплотную и, подняв голову, взглянула на него. Герцог не понял выражения, мелькнувшего в ее взгляде. Но, заглянув в эти бездонные глаза, он вдруг вновь почувствовал ошеломившее его самого страстное желание обнять ее и никогда больше не отпускать.
Это желание было настолько сильным, что, стараясь не поддаться ему, он почувствовал, как бешено колотится его сердце и стучит в висках. Такого с ним еще никогда не случалось в жизни.
Только железный самоконтроль, выработанный за годы, проведенные в армии, помог ему сдержать свой неистовый порыв и отказаться от столь желанного и почти недосягаемого счастья — сжать ее в своих объятиях.
Он хотел ее. Он хотел ее с такой силой, что все остальное сейчас казалось ему несущественным. Опасности, которым они подвергались, необходимость как можно скорее попасть в Йорк — все отступило на второй план перед этим ошеломляющим открытием — он безумно хотел ее.
Герцог на мгновение закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки, а когда открыл их, то увидел, что она продолжает все так же вопросительно и доверчиво смотреть на него.
— Бога ради, — неожиданно для себя самого произнес он резким, почти грубым тоном. — Идите сейчас же спать, если не хотите, чтобы завтра вас схватили и потащили назад к Хэвингтону!
И, еще не закончив фразу, он почувствовал себя так скверно, словно ударил маленького беззащитного ребенка.
Чувствуя отвращение к самому себе, герцог вдруг увидел страх в ее глазах. А затем она быстро распахнула дверь и опрометью выбежала из комнаты. Он не стал ее догонять и, прислонясь к дверному косяку, слушал ее стремительные легкие шаги вверх по деревянной лестнице.
Если герцог скверно провел эту ночь, то каково было Вэле?
Единственное, о чем она могла думать, лежа без сна на своей широкой кровати, это те резкие нотки, которые прозвучали в его голосе, и то темное, пугающее выражение, которое застыло в его глазах, когда он велел ей идти спать. Девушка никак не могла понять, почему он вдруг рассердился. Что она могла сделать такого, чтобы так его разозлить?
Она так ждала этого вечера, который они должны были провести вдвоем. Переодеваясь к обеду, Вэла надеялась на интересную беседу, придумывала вопросы, которые ей хотелось ему задать…
Никогда прежде не знала она, как это увлекательно — разговаривать с мужчиной, который при этом говорил бы и относился к ней как к равной себе по уму. Раньше, если девушка пыталась заводить разговоры с некоторыми своими знакомыми, они лишь снисходительно отмахивались или говорили какие-нибудь пошлости.
Для своего отца она всегда была ребенком, а для учителей, таких, как мистер Трэвис, — всего лишь ученицей, чье мнение было не слишком интересным. Они предпочитали читать ей лекции, а не выслушивать ее.
Остальные мужчины, молодые или старые, просто отшучивались или говорили ей комплименты.
И еще она думала о том, почему до сих пор мужчины казались ей непривлекательными. Теперь, обдумывая то, что сказал он ей о любви, Вэла решила, что все дело в том, что она сама искала идеала в любви.
Никогда прежде не приходило ей в голову, что брак может означать не только рабство для женщины, но еще и любовь. Любовь — прекрасное, волшебное чувство, сродни тому, которое она испытывала, гуляя одна по лесу, слушая, как цветы и листья нашептывают ей удивительные сказки, более живые и волнующие, чем те, что ей приходилось читать в книгах.
Она всегда больше всего ценила знания, с тех самых пор, как мама в детстве сказала ей, что ей нужно много учиться и много знать, и тогда она не станет бессловесной рабыней ни для одного из мужчин. Но теперь Вэла поняла, что важны не только отвлеченные науки, такие, как философия или древние языки. Не менее интересны и важны знания о людях.
Вэла вдруг почувствовала, что ее стремление сбежать от реальной жизни в придуманный ею мир, каким бы огромным и интересным он ей ни казался, — тоже своего рода невежество.
Испытывая отвращение к сэру Мортимеру, она твердо решила, что никогда не выйдет замуж. А кроме того, она не хотела, чтобы с ней обращались так небрежно, как в свое время отец обращался с ее мамой, когда та была больна, а он по нескольку дней, а то и недель пропадал неизвестно где, развлекаясь и занимаясь своими собственными делами.
Как всякий ребенок, Вэла была бесконечно предана тем, кого любила, и очень переживала, видя, как несчастна ее мать, хотя та старалась не подать виду и относиться ко всему философски.
— Мужчины — это всего лишь мужчины, Вэла, — частенько говорила она. — Когда ты вырастешь, то сама поймешь, что не стоит ожидать от них добра и внимания.
— Почему папа не взял тебя с собой в Лондон? — с обидой за мать спрашивала Вэла.
— Потому, что я не совсем здорова и у меня нет сил делать то, чего бы ему хотелось, — с несчастным видом отвечала мать. — Мужчины предпочитают женщин здоровых, которые могли бы танцевать с ними всю ночь, кататься верхом и… дарить им радость.
Теперь Вэла понимала, что мама сделала эту паузу, "потому что хотела сказать совсем иное — танцевать, кататься верхом и заниматься любовью. Просто она не могла тогда сказать этого маленькой девочке. Но сколько горечи было в ее словах!
Вспоминая сейчас отца, такого всегда здорового, крепкого, полного жизненной энергии, Вэла впервые подумала о том, как тяжело ему, наверное, было иметь болезненную жену, которая не могла принимать участие в его деятельной жизни и не могла родить ему наследника, которого он так жаждал иметь.
Наверное, в первые годы брака он тоже хотел, чтобы его жена сопровождала его на бега, на балы, принимала участие в тех спортивных забавах, которые составляли большую часть его жизни.
