Бывший 2. Роди мне сына (СИ) - Коваль Лина
— Хм… Он от этого умер? — спрашиваю негромко.
— Нет, — отрицательно качает головой. — Болел. Но думаю, алкоголизм тоже повлиял на общее состояние организма. Поэтому, не переживай, Вера, я не собираюсь думать о тебе хуже из-за того, что увидел. У нас у всех есть скелеты в шкафах, а дети не должны отвечать за своих родителей. Поэтому не вини себя и никогда не стыдись места, где ты выросла.
— Спасибо, — часто дышу и запиваю водой неловкость.
— Вообще, я с ужасом представляю, что Хлоя увидит когда-нибудь меня в таком состоянии. Поэтому приложу все усилия, чтобы такого не случилось. А твоего отца нужно лечить. Давай займемся этим, пока не стало поздно. Я бы хотел поговорить с ним, когда он… оклемается.
— Думаю это возможно…
Пока официант накрывает стол, каждый из нас молча размышляет о своём.
Не знаю, о чем он думает, а я о том, что оказывается открываться совершенно нестрашно. И проблема, которую я за собой носила несколько лет, для другого человека может показаться близкой. А самое главное, решаемой.
— Твой отец… хмм… был строгим? — спрашиваю, когда мы остаемся одни.
— Нет, — пожимает плечами Адриан. — Больше отстраненным… Знаешь, такой тип отца, который вроде бы есть там, где-то за газетой, но по факту не знает дату твоего рождения. В нашей жизни с Фиалой он практически не участвовал, но жили мы довольно неплохо.
— А мама? Расскажи, какая она? Я немного боюсь нашей встречи, — признаюсь с опаской.
Аж дух захватывает. Я снова говорю то, что чувствую. Сердце трепещет, как у нарушителя.
— Не стоит бояться, Вера. Мама — прекрасный человек, — глаза Адриана с быстротой теплеют. — Добрая, сострадающая, принимающая. Наш дом всегда был гостеприимным и светлым. Она обожает проводить время на кухне или ухаживать за своими розами в саду. А ещё думаю к моменту нашего приезда, она свяжет ребенку носочков вплоть до семилетнего возраста. Ты ей понравишься. И надеюсь, что она тебе тоже.
— В последнем я не сомневаюсь, — заверяю, приступая к еде.
Надеюсь, мама Макриса не будет винить меня в том, что случилось два года назад, а может, даже выслушает и поймёт.
— Кстати, из-за этого всего совсем забыл тебе сказать. Шенгенскую визу тебе одобрили. Моя помощница уже выбирает самый удобный способ для нашего вылета.
Откладываю приборы и дрожащими руками выдергиваю салфетку из салфетницы.
— Но… так быстро. Нужно ведь ещё оформить маму в больницу.
— Ты говорила, что её уже готовы принять. Или появились проблемы?
— Да… Нет… — растерянно произношу.
Мою руку накрывает мужская ладонь. Успокаивающе поглаживает.
— Давай поторопимся, Вера, пожалуйста, — проговаривает Адриан, коротко посматривая в окно. — Не хочу, чтобы здесь у нас возникли проблемы.
Глава 31.
Ровно через неделю мы с Адрианом наконец-то отправляемся в Грецию.
А если быть точнее, сначала регулярным рейсом прилетаем в кишащий людьми аэропорт Стамбула, чтобы уже из него на комфортабельном, арендованном минивэне добраться до Салоников, где Адриан забронировал для нас небольшой двухэтажный дом на берегу моря.
Дом. Для нас двоих. На целых две недели.
Что может быть лучше отпуска?..
Дорога мне дается на удивление легко, я отлично переношу перелет, а потом чуть хуже, но тоже сносно долгую поездку по загородной трассе. Адриан весь день помогает и даже довольно стойко выдерживает моё раздражение из-за усталости на подъезде к Салоникам.
А потом я попадаю в наш дом…
И это переворачивает моё настроение на сто восемьдесят градусов. Несколько раз обхожу каждую комнату вдоль и поперек, чтобы насладиться видами на лазурное море из окон и даже плачу от радости.
Да-да, Вера Стоянова стала плаксой.
Адриан смотрит на всё это, закинув руки в карманы немного мятых после поездки брюк. Периодически улыбается и тоже выглядит другим. Я уже забыла, как идет ему Греция. Именно здесь он дома, именно здесь он становится собой.
В России он чаще загружен, собран. Словно в оборонительной позиции спрятался. На родине же ему не от кого защищаться и не с кем бороться, поэтому даже внешне он как-то сразу становится другим.
Но нравится мне ещё больше…
— Мне кажется, я умру от восторга, Андрей, — качаю головой, проходясь пальчиками по широкому подоконнику.
Он снисходительно на меня смотрит и, в итоге, когда просит выбрать спальню, для себя я выбираю угловую, потому что вид на воду из неё практически панорамный. Кроме того, в этой комнате самая большая и удобная на вид кровать. А ещё уютное плюшевое кресло.
— Кто эта женщина, с которой ты разговаривал там, внизу? — спрашиваю, когда он возвращается с моим чемоданом.
— Хозяйка дома. Тебе здесь нравится?
— Очень, — прикрываю глаза и морщу носик. — Здесь чудесно. Просто не верится, что где-то там телецентр, наш серый город, пыльные дороги. Я уже забыла, как я обожаю Грецию. Эти узкие улочки, белоснежные дома, синие в цвет моря крыши…
— Ты голодна? — спрашивает Адриан с улыбкой.
— Нет, — умиротворенно качаю головой.
— Тогда отдохни, а вечером сходим на ужин. Хочу показать тебе одно место.
— Андрей, — отправляю ему в спину.
Он поворачивается и приподнимает брови.
— Спасибо… за всё.
— Отдыхай, Вера.
Когда мужская спина скрывается за дверью, я чувствую себя немного странно. Разговор с Анной Владимировной вторую неделю не выходит у меня из головы. Я пытаюсь понять действительно ли наши отношения с Макрисом переходят на новый уровень?
Или я и вправду его разлюбила? Безусловно, он приятен мне как мужчина. Особенно сейчас, когда организм привык к беременности и сколько бы я не запрещала себе думать о сексе, но так или иначе, в присутствии Адриана чувствую возбуждение. А может быть это связано с чем-то первобытным и естественным, желанием обладать отцом своего детеныша?
Налюбовавшись видом, принимаю душ и закутываюсь в белоснежный халат. Перелёт есть перелёт, да и несколько часов в дороге сказались — ноги немного отекли, а внизу живота чувствуется непривычная тяжесть.
Мне хочется встать с кровати, чтобы для Яны и мамы, которую мы несколько дней назад наконец-то переместили в клинику, сделать фотографии вида из окна, но я настолько вымотана, что всё-таки засыпаю.
… А когда просыпаюсь, распускаю волосы из свободной косы, отыскиваю в чемодане нежно-голубой сарафан с открытыми плечами и белые, кожаные сандалии. Одевшись, всё же делаю несколько селфи-снимков рядом с распахнутым окном на фоне моря. За этим занятием и застает меня Адриан.
— Уже собралась? — спрашивает, быстро окидывая взглядом мой наряд.
— Да, — убирая телефон в светлую сумку, отвечаю. — Не могла отказать себе в удовольствии запечатлеть этот момент.
— Отлично выглядишь, Вера. Отдохнула?
— Да. Пойдем?
Мы выходим из дома и не спеша поднимаемся по узкой улочке, вымощенной брусчаткой. Я кручу головой по сторонам со скоростью кометы, а Адриан весь будто бы в себе. Молчалив и задумчив.
— Что-то случилось? — спрашиваю его, складывая руки на груди. Подставляю своё лицо вечернему солнцу.
— Нет, — отвечает он серьезно. — Пытаюсь насладиться моментом. Я дома. Ты — со мной. Кто-то сохраняет воспоминания в памяти телефона, а я стараюсь отпечатать их в своей памяти.
— И много у тебя их? Таких моментов?
— Нет. Не много.
— А какие самые-самые? — становится вдруг жутко интересно.
— Хмм… — закинув руки в карманы брюк, Адриан раздумывает и кажется ещё более загадочным. — Самое раннее — как отец меня учил играть в шахматы.
— Кстати, я тоже обожаю. Как ты думаешь, у нас в доме есть шахматы?
— Купим, — пожимает он плечами.
— Ну, а ещё моменты?
— Армия, — смеется Адриан. — Впервые там влюбился... В Греции служат не только молодые люди, но и девушки.
— Боже, влюбился в армии? — тоже смеюсь.
Адриан пожимает плечами, а я сверяюсь с внутренним компасом. Наконец-то не чувствую этой противной щекотки под грудью, когда слышу о том, что он кого-то любил. Мы встречаем человека уже с набором определенного жизненного опыта и, конечно, а этот «стартовый набор» входят и прошлые отношения, чувства. Не обязательно, что челолвек сохранил их на всю жизнь.