Кэролайн Андерсон - Где ты, Мери Поппинс?
Она посмотрела на него в полнейшем изумлении.
— Так вы решили не увольнять меня?
— Я и не думал об этом.
— Но вы были в ярости, я думала…
— Поппи, забудем об этом, все. И мне очень нравится новая гостиная. Единственная проблема — ковер, который ты купила. Его привезли вчера, и я не знаю, на то ли место я его положил. Пойдем посмотрим.
Он обнял ее за плечи и повел в гостиную. Там он отпустил ее и взглядом спросил: «Как»?
Поппи не могла думать, она едва могла дышать. Переход от полного отчаяния к ощущению его руки на плече — это было слишком.
— Отлично. Он выглядит замечательно. Вам он нравится?
— Мне все здесь нравится. Комната стала… доброжелательной, теплой и разноцветной. Теперь в ней хочется посидеть, поговорить… Спасибо.
С этими словами он притянул ее к себе и легонько поцеловал в губы. У Поппи перехватило дыхание. Она заглянула в его вспыхнувшие глаза, и его губы, ставшие вдруг твердыми, жадно впились в ее рот.
— Поппи, — пробормотал он и прижал ее к себе с такой силой, что она почувствовала глухие удары его сердца у своей груди. Его рука скользнула вниз к ее бедрам, и Поппи застонала, почувствовав силу его желания. Ноги ее не держали, она цеплялась за него, боясь свалиться прямо на новый ковер. Внезапно Джеймс оторвался от нее и прижал ее голову к своей груди.
— Мне нужно уходить, — пробормотал он и слегка отодвинул ее от себя. Поппи застонала, зажмурив глаза. — Малышка, уже десять, а мне еще нужно заглянуть в офис. — Он легонько потряс ее за плечи и отпустил. — Увидимся вечером в воскресенье. — Голос был глухой от страсти, но Джеймс уже взял себя в руки. Быстрым шагом он прошел в холл, подхватил портфель, стоявший у двери, и вышел, не оглянувшись.
Он позвонил вечером в субботу, и сердце Поппи тут же забилось быстрее.
— Привет, — сказала она ласково.
— Привет. Как там мальчики?
— Отлично. Я только что уложила их спать, ты хочешь поговорить с ними?
— Да нет. Я хотел поговорить с тобой, — сказал он, и сердце Поппи забилось с удвоенной силой. Джеймс хотел знать, свободен ли у нее следующий уикенд.
— Свободен, — ответила Поппи, — а почему вы спрашиваете?
— Мне хотелось бы немного развлечь наших партнеров и устроить ужин дома в субботу. Справишься ты с этим?
— Справлюсь ли? А что я должна делать?
— Быть хозяйкой на этом приеме. Приготовить что-нибудь, если хочешь, или заказать все в ресторане — это тебе решать. Ну, и оказывать мне моральную поддержку.
Моральную поддержку? Быть рядом с ним? Сердце опять заколотилось.
— Да, конечно, — сказала она, когда к ней вернулся дар речи. — А сколько гостей будет?
— Десять человек, плюс пара из офиса в Норвике, мы с тобой и, конечно, Элен.
Ну, конечно, Элен. Радость Поппи чуть померкла, но она тут же дала себе слово, что никому не позволит испортить ей этот вечер. Он попросил быть хозяйкой на вечере ее, Поппи, а не Элен. И она сделает все, чтобы он мог ею гордиться.
А Элен — Элен может кусать локти.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Всю неделю Поппи провела в хлопотах по устройству приема. К середине недели было готово меню, и она представила его Джеймсу на утверждение.
— Выглядит внушительно и все предусмотрено, — сказал Джеймс улыбаясь, и она готова была растаять от этой улыбки.
Итак, с меню все было понятно. Теперь как быть с вечерним туалетом?
Она отправилась домой и, тщательно просмотрев содержимое своего гардероба, пришла в отчаяние: джинсы, брюки, свитера, рубашки. Но тут ее рука наткнулась на что-то шелковистое, мягкое. Она вытащила платье из шкафа и застыла в изумлении. Ну конечно! Как она могла забыть? Платье было куплено больше года назад по случаю очень важного, но так и не состоявшегося события. Оно стоило целое состояние: сапфирово-голубое, длиной до щиколоток, с тонкими бретелями и открытой спиной. Поппи аккуратно упаковала платье и невесомые босоножки на высоченном каблуке, купленные тогда же, и отвезла их в особняк. Вторая проблема тоже была решена. Наконец в субботу утром она отвезла мальчиков и Бриди на ферму на весь уикенд.
— Пожелай мне удачи, — сказала она Одри.
— Ты произведешь фурор, — улыбнулась мать, — я в этом уверена.
Джеймс, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал наверх и постучал в ее комнату. Она лежала, положив ноги на ручку дивана, и размышляла, как ей удастся следующие шесть или семь часов простоять на высоченных каблуках? Он встревоженно посмотрел на нее.
— Все в порядке?
— В полном порядке, вот только ноги не желают принимать участие в вечере.
Джеймс присел на край дивана, положил ее ноги себе на колени и сильными уверенными движениями начал массировать маленькие ступни.
Поппи откинула голову и застонала.
— Замечательно. Не вздумайте останавливаться.
Он тихонько рассмеялся и, сделав печальное лицо, покачал головой.
— К сожалению, придется. Иначе я не успею одеться к приему гостей.
— Ну, так отмените прием, — со смехом предложила она.
Он в последний раз сильно потер ей щиколотки и поднялся.
— Прими душ, сразу станет легче.
— М-мм…
— Поппи, не засыпай.
Она заставила себя сесть.
— И пропустить такой вечер? Ни за что! Во сколько они приедут?
— В восемь.
Она посмотрела на часы. Половина седьмого.
— Замечательно. Душ. Платье, туфли. Канапе. И веселиться. Пожалуйста, выйдите. Гусеница будет превращаться в бабочку, а для этого нужно уединение и полная сосредоточенность.
Джеймс рассмеялся и вышел. Поппи отправилась в душ. Она вымыла голову, расчесала непослушные волосы и решила не мучиться с прической — все равно не будут лежать. Потом слегка подкрасила глаза, губы, попудрила нос. Теперь дошла очередь до платья. О Боже! Вырез сзади оказался гораздо глубже, чем ей помнилось, узкие бретели едва удерживали лиф, а уж разрез, доходящий до бедра, поверг ее в полное отчаяние. Но отступать было некуда. Она надела туфли и взглянула в зеркало. Стройная фигурка, затянутая в голубой шелк, грива сверкающих белокурых волос, нежный румянец — она выглядела потрясающе! Вот только бы не растерять кураж до приезда гостей. Поппи быстро спустилась вниз и направилась в кухню наполнять канапе грибами. Там и застал ее Джеймс.
— Поппи, помоги мне с этими треклятыми запонками, я никак не могу…
Он остановился в дверях, не закончив фразу. Глаза его ошеломленно перебегали по ее фигуре от кончиков туфель до макушки.