Донна Стерлинг - Опасности вопреки
— Если услышишь шум в гараже, не пугайся: устроил там Цезаря на ночь. — Взгляд скользнул по ее шелковому халату, и желание вспыхнуло в его золотисто-карих глазах, зажигая в ней ответный отклик.
— Я прочла пьесу. — Она указала рукой на кожаный портфель.
Он подошел ближе, принеся с собой запах леса, ветра и океана.
— Ну и кто убийца?
— Мой дорогой Ватсон… — Сделав паузу для пущего эффекта, она объявила: — Убийца — Бертрам Пикуорт.
Он сунул свои большие загорелые руки в карманы джинсов, прислонился к косяку и посмотрел на нее каким-то странным, непроницаемым взглядом — тем, который всегда ее тревожил.
— Нет, это определенно не Пикуорт. Это либо Мари ван Хаген, либо Росс Кинкейд. — С легким пожатием плеч он повернулся. — Я — в душ.
Дженифер соскочила с дивана и помчалась вслед за ним.
— Трев, неужели ты не согласен со мной? По-твоему, Мари или Росс убийцы?
— Росс, я думаю, — бросил он через плечо.
— Росс! Но это же смешно. Если Росс — убийца, пьеса погибла!
— Спасибо, Джен. — Он улыбнулся ей довольно снисходительно. — Я приму твое мнение к сведению. Но мне непонятно, почему ты так расстраиваешься?
Она уставилась на него с внезапной тревогой. Да, это ее расстраивает, слишком много времени и сил она потратила на эту пьесу, и такой конец погубит ее.
Она откинула упавшую на лицо тяжелую прядь и взяла себя в руки.
— Ты сказал, что хочешь завершить пьесу в память о Диане. Мне казалось, что надо следовать законам драматургии, тогда пьеса увидит свет.
— Тогда я предлагаю тебе закончить пьесу, и поставим на нашем литературном споре точку. А сейчас, — он скользнул по ее лицу горячим взглядом, — я в душ. Пойдем?
Дженифер почувствовала, что именно ночь любви ей сейчас и нужна, слишком тяжелый день у нее был, надо выплеснуть свои эмоции, но сдержалась.
— Думаю, я… я лягу пораньше.
Трев еще раз обвел ее взглядом и, не сказав ни слова, вышел. Через несколько минут она услышала шум воды в ванной.
Разрываемая на части желанием забраться в его постель, она решительно прошла к себе и заперлась, словно запор мог удержать ее от искушения. Но как можно рисковать, ведь он увидит ее обнаженной, может узнать столь много раз виденное тело… Дианы, а если узнает правду, то наверняка попытается «спасти» ее. Нет, и еще раз нет! Она должна устоять перед соблазном.
Оказавшись в спасительном одиночестве, Дженифер сняла халат, приблизилась к зеркалу и вынула голубые линзы. Сегодня она целый день сдерживала слезы, и глаза очень устали. Облегченно поморгав, она включила бра и предалась сладостным мечтам о Треве.
Чтобы отвлечь себя от этих мыслей, она включила телевизор и пошла к кровати, намереваясь перед сном посмотреть что-нибудь интересное. Но не успела она дойти до кровати, как телевизор умолк и погас свет. Дженифер едва перевела дыхание, ее обуяла паника. Темнота всегда приводила ее в состояние, близкое к истерике.
— Трев! — крикнула она, шаря руками по воздуху в поисках двери. — Трев, где ты?
Что она делает? Ведь Трев прекрасно знает, что Диана панически боялась темноты. Но остановиться не могла. Споткнувшись о сумку, она упала и поползла наугад, пока не нащупала дверь.
Где-то далеко тоже открылась дверь, послышался голос Трева:
— Джен?
Дженифер сдержала рвущийся наружу страх. Глаза начали привыкать к темноте, обрисовались смутные очертания дверных проемов и мебели. Но именно эта неуловимость и ужасала ее.
— Трев, — позвала она с легкой дрожью в голосе. — Что со светом?
— Должно быть, сгорел предохранитель. — Появилось расплывчатое белое пятно, и, когда он подошел ближе, она разглядела, что на нем нет ничего, кроме полотенца, обмотанного вокруг бедер. — Ты испугалась?
— Я? — прошептала она, чувствуя, как с каждым тяжелым ударом сердца кровь приливает к голове. — Почему я должна испугаться?
— Мне показалось, когда я услышал твой крик, — пробормотал он, притягивая ее к себе.
— Крик? Ну… это было так неожиданно. — Облегченно прислонившись к нему, она спрятала лицо на его плече.
— И все-таки ты боишься темноты, — прошептал он ей в волосы, отвлекая от размышлений.
— Нет, не боюсь.
— Тогда почему твое сердце так колотится?
— Наверное, потому, что я… ведь я в чужом доме. Мало ли что… да и Цезарь мог вбежать. — Она оставалась в его объятиях, наслаждаясь близостью и теплом родного, такого знакомого тела.
— Пойду поищу автоматический выключатель. Скорее всего, он в гараже. — Он сделал движение, чтобы идти.
— Нет, постой. — Она еще крепче обхватила его за талию: ей не хотелось отпускать его, не хотелось оставаться одной в темноте. — Ты не одет. — Она провела ладонью вверх по широкой, крепкой спине. — Можешь простудиться, тем более ты после душа, а свет сам включится.
— Сам не включится, Джен. — В его голосе появилась хрипотца, и он потерся своей немного колючей щекой о ее лицо, дыханием согревая кожу, шевеля волосы. — У нас полетел предохранитель.
— Но есть же лампа, или фонарь, или свечи?
— Да, но они не распакованы.
Дженифер вдруг подумала, что Трев не сможет разглядеть ее в темноте, а это означает, что можно провести немного времени в его постели!
— Иногда темнота — это не так уж и плохо, а? — выдохнула она ему в ухо. Медленным ласкающим движением он прижал ее к своему телу, и она почувствовала жар и величину его возбуждения сквозь полотенце. — Я хочу сказать, мы могли бы найти чем заняться.
Чувственное желание горячило кровь. Она погладила его твердые ягодицы, затем стала ласкать бедра.
— Да… я уверен, мы что-нибудь придумаем. Сердце Трева молотом застучало в груди, и, отбросив в сторону сомнения, он сдался.
Рубашка должна быть сброшена. Немедленно. Он не мог дождаться, когда почувствует на себе ее обнаженное тело. Он ждал этого слишком долго. Нетерпеливо стянул он атласные бретельки с плеч и спустил рубашку вниз по изгибам ее тела. Она стащила полотенце с его бедер.
Вновь завладев ее ртом в сладострастном поцелуе, он обхватил ладонями ее ягодицы и приподнял. Ее ноги обвились вокруг него, и, обуреваемый страстью, он понес ее в свою постель.
Он был одержим страстью несколько часов. Любил ее бесчисленными способами, телом, руками и ртом, в бесчисленных позициях.
Он не мог насытиться ею. Знал, что никогда не насытится. Даже когда они лежали, обессиленные и молчаливые, в предрассветные часы, сплетя пальцы, с телами, солоноватыми от любовной испарины, он был готов продолжать.
Лежа без движения в тишине, он дождался, когда ее дыхание стало медленнее и глубже. Он знал, что она не будет спать долго.