Инга Берристер - Милая моя...
– Трейси, это Энн. Я просто решила узнать, как у вас дела.
Энн. Сердце Трейси упало стремительно, как парашютист, чей парашют не раскрылся; она даже ощутила приступ тошноты. Глупо было с ее стороны надеяться, что это звонит Джеймс.
– Все в порядке. Мы прекрасно себя чувствуем, – ответила Трейси, как можно оживленнее и беспечнее, чтобы подруга не почувствовала испытываемого ею разочарования. – Я все расскажу вам подробно, только не сейчас. По всей видимости, Кларисса Форбс случайно увидела Люси на улице и забрала ее с собой. Ее нашел Джеймс, когда заехал навестить сестру. Он сказал, что у нее было нечто вроде нервного припадка.
– Нервного припадка? Да эта женщина, должно быть, просто сошла с ума, если позволяет себе подобные вещи! – заявила Энн. – А как Люси?
– Весела как жаворонок, кажется, никаких последствий, – ответила Трейси. – Джеймс обещал подарить ей щенка, и это, по-моему, волнует ее больше, чем что-либо иное.
– Сузи все время спрашивает, когда сможет увидеться с Люси.
– Только не сегодня, – быстро ответила Трейси и торопливо добавила: – Я никак не могу заставить себя отпустить ее из дома. – Она говорила тихо, чтобы Люси, находившаяся в данный момент на другом конце комнаты, не могла ее слышать.
– Что ж, это вполне понятно, – вежливо согласилась Энн. – Но ради самой Люси было бы, наверное, лучше не поднимать вокруг случившегося слишком много шума. Если не заметно никаких последствий…
Разумный совет, но не тот, в котором Трейси сейчас нуждалась. Она испытывала атавистическую, глубинную необходимость держать дочь как можно ближе к себе. Пройдет немало времени, прежде чем она сможет без ужаса вспоминать обстоятельства вчерашнего дня. Если вообще когда-нибудь сможет.
Заверив Энн в том, что завтра, как обычно, пошлет Люси в школу, она попрощалась и повесила трубку.
Позвонит ли ей Джеймс? А может быть, придет повидаться? А если придет, то, что скажет… А что она ответит? Все казавшееся таким прекрасным, таким естественным прошлой ночью, сегодня утром виделось чуждым, несвойственным ей. Недавно она и представить не могла, что может вести себя подобным образом.
И все же… И все же тело ее, словно протестуя против этих мыслей, слегка задрожало, напомнив Трейси о наслаждении, которое подарил ей Джеймс. И она ощутила расслабляющую волну нежности и желания.
Часом позже, после завтрака, Люси примирилась с перспективой того, что проведет весь день с матерью. Трейси как раз пыталась привести дочь в более радужное настроение, рассказывая ей разные смешные случаи из своей жизни, когда сидящая возле окна гостиной Люси возбужденно воскликнула:
– Это дядя Джеймс, мама! Дядя Джеймс приехал!
Мгновенно вскочив на ноги, Трейси кинулась к окну, но на полпути, вспыхнув как маков цвет, резко остановилась, раздираемая радостью и сомнением.
Джеймс здесь. Но что она ему скажет? И что он скажет ей? Она так и стояла в нерешительности. Вот был бы ужас, если бы он увидел ее спешащей к окну подобно влюбленной школьнице. И все же при звуке дверного звонка ее сердце забилось так сильно, как будто так оно и было.
– Я открою, – радостно объявила Люси и выбежала из комнаты прежде, чем Трейси смогла остановить ее.
Трейси слышала, как дочь оживленно разговаривает с Джеймсом, поднимаясь по лестнице. И вдруг ей отчаянно захотелось быть сейчас одетой во что-нибудь более изысканное, чем старые потертые джинсы и мешковатый свитер с Микки Маусом на груди, который выбрала для нее Люси.
Когда распахнулась дверь гостиной, Трейси стояла к ней спиной, старательно делая вид, что читает газету.
– Мама, дядя Джеймс хочет, чтобы мы поехали к нему домой и пообедали там! – воскликнула Люси, врываясь в комнату.
Она уронила газету и, устыдившись тайного смысла предложения, открыла было рот, чтобы отказаться, но при виде утомленного и обеспокоенного лица Джеймса, все сомнения и опасения Трейси смыло теплой волной сочувствия и нежности.
– Мне следовало бы прийти раньше, – начал оправдываться он, – но необходимо было многое сделать. Масса формальностей. Полиция согласилась не выдвигать обвинения против Клариссы до освидетельствования специалистом ее психического состояния.
В отличие от нее он был одет официально: темный костюм, свежая сорочка, спокойных тонов галстук, – почти как человек, носящий траур, неожиданно для себя подумала Трейси, разглядывая его измученное лицо.
– Врачи полагают, что она поправится, это просто вопрос времени. Выяснилось, что у нее был уже небольшой срыв после рождения Клайва. Этому срыву тогда не уделили нужного внимания. Меня самого в то время не было в городе. Однако сейчас, ввиду новых обстоятельств, специалист полагает, что именно тогда и начала развиваться болезнь.
– Но Клайву уже семь лет.
– Знаю, однако таково мнение специалиста… – Он беспомощно пожал плечами.
– А Кларисса, как она сама? – спросила Трейси.
Она понимала, что только ее любовь и сочувствие к Джеймсу, острое понимание невысказанной, но ясно читаемой в его глазах муки, заставили ее задать этот вопрос. В настоящий момент Трейси не испытывала никакой симпатии к Клариссе, все ее мысли были только о том, как легко сестра Джеймса могла нанести вред ее ребенку.
– Находится под действием успокоительных лекарств и придет в себя еще не скоро. Поэтому я подумал, может быть, вы с Люси захотите поехать в «Голубятню» и пообедать со мной. Руперт тоже там будет, – добавил он, явно соблазняя Люси, и счел нужным объяснить Трейси: – Я предложил Николасу взять пока собаку к себе. У него и так хватает забот. Помимо работы, ему надо будет навещать Клариссу и заниматься мальчиками. Разумеется, я тоже буду приходить к ней. К счастью, у меня сейчас не запланировано поездок в Штаты и я могу так сдвинуть свой распорядок дня, чтобы бывать у Клариссы днем, когда Николас работает.
Трейси не понравилось чувство ревности, охватившее ее при этих словах. Разумеется, он захочет навещать свою сводную сестру, следить за тем, чтобы уход за ней был как можно лучше. Не надо забывать, Джеймс любит Клариссу так же, как она сама любит Люси. Но с другой стороны, не отец же он ей, в конце концов, с некоторой горечью подумала она. Между ними даже нет кровного родства.
Тем более это достойно похвалы, возразила Трейси самой себе. Она не имеет никакого права ревновать и злиться. Можно подумать, что, проявляя заботу о сестре, Джеймс выказывает пренебрежение к ней, Трейси.
Однако одно дело урезонивать себя, другое – сделать так, чтобы разумные рассуждения развеяли тучи овладевших ею темных эмоций.
– Очень мило с твоей стороны пригласить нас, – холодно сказала она, не обращая внимания на то, как изменилось при этом его лицо: на место усталости пришло беспокойство, даже боль. – Но, боюсь, мы не сможем пообедать с тобой. Я уже отказалась от приглашения Энн Филдинг. Говоря откровенно, я хочу сегодня провести как можно больше времени с Люси. Только с ней!
