Дениз Робинс - Желанный обман
— Эсмонд, Эсмонд, простите меня, простите мне то, что, кажется, невозможно простить! Вы не понимаете… Вы не можете знать… — Она осеклась и, вскинув руки к волосам, стала яростно срывать с себя все эти нелепые ленточки, кружева, рванула ожерелье, и дорогой жемчуг раскатился по полу.
Ошеломленный молодой человек был потрясен безмерным страданием ее огромных золотистых глаз, залитых слезами. Он увидел трогательные холмики ее белоснежной груди, хрупкие руки, сжатые так, что побелели косточки пальцев. Он отшатнулся, ибо увидел в эту минуту свою возлюбленную маленькую и хрупкую, лежащую на смертном одре. Он вспомнил обжигающий лед ее маленькой руки, которую он поцеловал. Смерть…
Пошатываясь, как пьяный, Эсмонд повернулся и вышел из комнаты.
Глава одиннадцатая
Гости весело шумели в нарядном, обшитом деревом пиршественном зале. То и дело туда входили слуги, неся на серебряных подносах с графским гербом вино и все новые изысканные кушанья. Звучала легкая музыка, изредка заглушаемая веселым смехом или звоном бокалов. Ждали новобрачных.
Каждый умирал от любопытства, желая увидеть молодую графиню и пожелать ей счастья.
Наконец в зал вошел граф.
Верный Арчибальд мгновенно заметил ту перемену, которая произошла с его другом за этот час. Глядя на Эсмонда, Арчи испугался. Он поспешил навстречу молодому лорду, на котором лица не было.
— Как твоя жена, Эсмонд?
Эсмонд презрительно скривил рот.
— Моя жена?.. О Господи!..
Сент-Джон огляделся по сторонам.
— Слушай! Пойдем в библиотеку. Нам надо поговорить. Я чувствую, что случилось что-то ужасное. Ты выглядишь как выходец с того света…
— Подожди, — отвел Эсмонд руку друга и быстро зашагал через весь зал в сторону сэра Адама Конгрейла, который, похохатывая, разговаривал с генералом Коршэмом. Его хвастливый голос хорошо был слышен:
— Уверяю вас, генерал, что моя дочь одна из лучших наездниц во всем Глуцестершире! Разве можно сравнивать ее с другими девицами, ведь ей нипочем и только-только объезженный жеребец. Без седла, можете себе представить, она может проскакать много миль.
— Просто чудо, — бормотал генерал, подливая себе вина и приглаживая седые усы. — Но, сэр Адам, это же очень опасно!
— Настолько опасно, что можно угодить в очень неприятную историю, — вмешался подошедший Эсмонд Морнбери.
Сэр Адам обернулся. Он растерянно заморгал и закашлялся, как будто подавился вином.
— Да, милорд, вы правы! Молодые девушки так неблагоразумны!..
— Вы — мой тесть, и поэтому можете смело называть меня просто Эсмондом, — все тем же ледяным тоном произнес граф и посмотрел на родственника таким взглядом, от которого тому захотелось залезть под стол.
Сэр Адам поклонился.
— О, граф Эсмонд! Благодарю вас. Я польщен, что у меня такой зять.
— Я тоже в восторге, — звенящим голосом ответил Эсмонд, — каждому приятно иметь такую красавицу-жену!
— Надеюсь, новобрачная уже оправилась от своего недомогания? — поинтересовался генерал Коршэм.
Эсмонд не ответил. Он посмотрел прямо в глаза Адаму Конгрейлу:
— Могу я попросить вас, сэр, пройти сейчас со мной в соседнюю комнату? Леди Морнбери все еще чувствует себя неважно, и, боюсь, она сегодня не сможет присутствовать на торжестве. Нет, нет, ни чего серьезного, — прервал он вопрос генерала. — Легкое недомогание, вы же знаете женщин? Я при соединюсь к празднику непременно, но сначала мне необходимо обсудить вопрос с моим адвокатом, который не может ждать и должен возвратиться по срочному делу в Лондон. Нужно подписать кое-какие бумаги. Брачное свидетельство… вы понимаете, — он поклонился гостям с извиняющейся улыбкой и, пропустив вперед сэра Адама, вместе с Арчи прошел в библиотеку.
По залу пронесся шепот сочувствия, а присутствующие дамы принялись обсуждать здоровье леди Морнбери. Таинственный обморок в церкви не давал им покоя и рождал различные толки и предположения.
Войдя в библиотеку и плотно прикрыв за собой дверь, Эсмонд повернулся к своим спутникам. Сэр Адам нахмурился, как ворон, и все время отводил взгляд. Арчи, обеспокоенный загадочным поведением друга, не выдержал:
— Что стряслось, Эсмонд? Всемогущий Боже, надеюсь, у Магды действительно нет проблем со здоровьем?
— Она здоровее нас с тобой. А болезнь у нее одна: черствость души! Болезнь, которую вы, — он ткнул пальцем в сэра Адама, — взрастили и взлелеяли в собственном доме! Вы гнусный негодяй и мошенник! Какова конечная цель вашего подлого обмана? Деньги? О, я вижу вас насквозь. Вы спите и видите, что я назначу своей супруге содержание, которое вы желаете прикарманить. Не так ли, сэр? Какой же я был болван, ведь вы мне столько раз повторяли, что для вас настали тяжелые времена, а я ни о чем не догадывался!
Сент-Джон лишился дара речи. Он переводил ошеломленный взгляд со своего друга на пожилого джентльмена, который пожелтел, как лимон, и которому, как показалось Арчи, стало дурно.
Он видел Магду, подумал сэр Адам, и она не смогла понравиться ему! Проклятье! Морнбери несдержан и к тому же ловко фехтует. Если я не проявлю осторожность, то умру еще до конца этого вечера.
Он молчал, оттягивая время и пытаясь вывернуться из создавшегося положения.
— Умоляю тебя, Эсмонд, да скажи ты, что в самом деле происходит?! — Арчи начинал терять терпение.
— Моя жена и девушка с портрета — это два разных человека, Арчи. Это портрет ее матери, Джейн Конгрейл!
— Но… черт возьми, зачем?! — задохнулся Сент-Джон.
— А ты не догадываешься? — Эсмонд опять повернулся к сэру Адаму. — Нашему уважаемому сэру Адаму позарез нужно было найти богатого мужа для своей уродливой дочери или падчерицы, уж не знаю, как он ее там называет!
— Уродливой?! — с ужасом в голосе, как эхо повторил Сент-Джон.
— В детстве она упала с лошади, — бесстрастно продолжил Эсмонд. — Левая сторона ее лица обезображена. Она столь же непривлекательна, сколь миловиден образ ее матери на портрете.
— Бедное, бедное дитя! — воскликнул добрый Сент-Джон.
— Ее можно было бы пожалеть еще больше, — сказал Эсмонд, — если бы она не согласилась с таким рвением и желанием провернуть со мной этот мерзкий трюк!
— Да, это верно, — кивнул Сент-Джон и, вынув из кармана платок, вытер вспотевший лоб. — Ну и дела! Дьявольская, невероятная ситуация!
— Теперь мне понятно, — продолжал Эсмонд, — какой оспой болело все его семейство. А теперь я опозорен, мою фамилию будут склонять по всей Англии, что мне делать? Я убью этого старого негодяя!
Сэр Адам рухнул на колени, пытаясь поцеловать руку графа, начал говорить.
