Джулия Джеймс - Обольстительный шантаж
Он снова обвел взглядом здание приюта, затем посмотрел на дверь, которая вела в классные комнаты, и увидел в дверном проеме Порцию Ланчестер.
Диего замер, потом медленным жестом вытер со лба пот. Началось, у него галлюцинации. Привидения одолевают его, вызывая немыслимые терзания.
Это не может быть Порция. Она находится в сотнях тысяч миль отсюда, в своем прекрасном доме, построенном в восемнадцатом веке, такая далекая и прекрасная, точно уникальная драгоценность в бархатном футляре.
Стройная фигурка резко повернулась и исчезла в глубине помещения.
Порция убежала назад, в дом. Это и вправду был он! Не видение, не мираж. Диего Саес здесь.
– Порция!
Это был его голос, резкий, повелительный. Диего снова окликнул ее, на этот раз каким-то странным тоном, словно и он не мог прийти в себя от изумления. Она медленно повернулась, и ее сердце точно сжала чья-то ледяная рука.
– Как ты здесь оказалась?
Колени Порции подогнулись, так что ей пришлось опереться о стену.
Он был в одной рубашке, испачканной кирпичной пылью, мокрый от пота.
Воцарившуюся тишину нарушил звук быстрых шагов. И через мгновение из-за угла коридора показался отец Томазо. Увидев немую сцену, священник остановился, переводя глаза с одной неподвижной фигуры на другую, потом сказал, хитро посверкивая глазами:
– А, Порция, позвольте мне представить вам нашего нового, хотя и временного, добровольца. Именно о нем я говорил вам вчера.
Порция с шумом вздохнула.
– Я знаю этого человека. Он миллионер, и...
– ...и он когда-то жил в нашем приюте, – просто добавил отец Томазо.
– Не может быть!
– Я нашел Диего на пороге этого дома, когда ему было двенадцать. Он спал, и я разбудил его, предложил еду, но он был недоверчив и пуглив, как звереныш, поэтому убежал от меня. Я смотрел ему вслед, босоногому, с костями, выпирающими наружу из-под лохмотьев одежды. На следующий день я снова нашел его, спящего на пороге другого дома, и опять предложил еду. Он еще много раз убегал от меня, но потом остался. Остался до того самого дня, как отправился завоевывать мир. – Так, ты завоевал мир, Диего? Или это мир завоевал тебя?
Лицо Диего казалось спокойным точно вылитым из стали. Вместо ответа он повернулся и зашагал прочь.
– Снова убегаешь? – проговорил ему вслед отец Томазо.
– Нет, – резко отозвался он. – Просто опять присоединяюсь к когортам проклятых.
– Ты вовсе не проклят, Диего.
Спокойная уверенность священника взбесила Диего. Он обернулся, лицо его исказила гримаса гнева.
– Да что вы знаете об этом? Стоите тут и дразните меня, но вы же ничего не понимаете. Спросите у нее, проклят я или нет. Спросите, что я с ней сделал.
Священник повернулся к Порции.
– Так значит, он проклят? – спокойно спросил он.
Ее глаза метнулись к Диего Саесу. Сердце колотилось так сильно, что она задыхалась. Она вспомнила Диего таким, каким его знала, – властным, самоуверенным, срывающим с нее одежду, обладающим ею...
И вдруг перед ее внутренним взором предстала фотография мальчика, свернувшегося на пороге дома, – та фотография, что заставила ее бросить все, чем она жила прежде, и приехать сюда.
Оба изображения наслоились друг на друга, растворяясь одно в другом. Мужчина и мальчик.
На Порцию нахлынуло столь мощное чувство, что она больше не могла ему сопротивляться.
– Не смотри на меня так, – глухо уронил Диего. – Я не заслуживаю твоей жалости. Я думал, что ты такая же, как... – его голос пресекся, но он нашел в себе силы продолжать: – ...как Мерседес де Карвельо. Жена человека, который владел поместьем, где я родился, где работали мои родители. Сначала от непосильного труда умер мой отец. Потом она убила мою мать – просто переехала через нее на своей спортивной машине, когда села за руль пьяной. Я обвинил ее в убийстве, и она вышвырнула меня вон. Пешком я пришел в Сан-Кристо, и отец Томазо подобрал меня на улице. Через много лет я поклялся, что выкуплю поместье у разорившегося Эстебана де Карвельо, и я так и сделал. Тогда его жена пришла ко мне в отель и предложила себя – мне, сыну ее батрака, – только за то, чтобы я позволил ей жить в ее доме. Я выгнал ее прочь.
Голос Диего снова прервался, через миг он снова заговорил:
– Я думал, что ты такая же. Я думал, что, как и Мерседес де Карвельо, ты считаешь, что слишком хороша для меня. Не хочешь испачкаться.
Порцию охватила страшная слабость. Голос Диего доносился откуда-то издалека.
– Я так хотел тебя... Господи! За все следует наказание. Я получил сполна за то, что сделал с тобой. Твое презрение для меня худшее из наказаний. Я полюбил тебя. Полюбил ту, что должна была только ненавидеть и проклинать меня. Каждый божий день я просыпаюсь и думаю о том, что единственная женщина, которую я когда-либо любил, испытывает ко мне отвращение. – Он перевел взгляд на отца Томазо. – По-вашему, падре, это не называется быть проклятым?
Он повернулся к ним спиной. Сдавленный, приглушенный крик вырвался из груди Порции, и отец Томазо пристально посмотрел на молодую женщину.
– А теперь, – медленно проговорил он, – ваша очередь принять решение. У вас в руках ключ от его темницы. Вы выпустите Диего или оставите в его собственном аду? Выбор за вами.
Священник повернулся и пошел прочь. Порция хотела окликнуть его, остановить, но не могла пошевелиться.
Слова отца Томазо продолжали звучать в ее мозгу. Выбор за вами.
Выбор? Она должна была спасти брата, спасти Солтон, и не только согласиться на условия дьявольской сделки Диего Caeca, но и принять тот стыд, что купивший ее человек способен так воспламенять ее в постели. И потом, когда он вышвырнул ее прочь, ей оставалось только терпеть свой позор и чахнуть по мужчине, который обошелся с ней подобным образом.
Когда шаги отца Томазо стихли в отдалении, Порция посмотрела на Диего. Он стоял неподвижно, повернувшись к ней спиной и ссутулившись. Наконец он взялся за ручку двери.
Она должна сделать выбор – здесь и сейчас. Дать ему уйти, позволить прожить остаток жизни, проклиная и ненавидя себя. Или же...
Порция подумала о том, каким он был когда-то – потерянный, бездомный ребенок. Без семьи и даже без обуви, он спал на пороге чужих домов, как тот мальчик с фотографии.
– Диего... – с усилием произнесла она и заметила, как он весь напрягся. – Диего... я...
Ее горло словно сжала чья-то ледяная рука, и она только тихо всхлипнула.
Диего обернулся. Его глаза казались потухшими, и она бросилась к нему, протягивая руки. Да, она сделала свой выбор, и весь окружающий мир утонул в водовороте чувств, будто огромная, очищающая волна подняла ее вверх, смывая все ужасные переживания – стыд, вину, гнев, ненависть.
