Айрис Оллби - Не убегай от любви
Внезапно он начал целовать меня… не в щеку, как обычно, а в губы, как-то странно, пугающе, и не останавливался. Он продолжал целовать мое лицо и волосы, и шею, и руки, и все повторял, как сильно меня любит, голос его звучал глухо, он тяжело, со свистом дышал… Дядя покраснел и весь трясся.
Я перепугалась, но не знала, что делать. Просто лежала… а потом… потом он начал трогать меня. Я была настолько невинна, что не понимала, что он хотел сделать, но мне стало жутко противно, я запаниковала, начала кричать и вырываться, расцарапала ему лицо, ударила… а потом… потом… – Голос ее срывался. Девушка дышала так прерывисто, что едва могла говорить. Хотелось побыстрее закончить исповедь, снять камень с души. – На другой стороне поля оказались какие-то люди, тоже доморощенные туристы, как мы. Ни дядя, ни я даже не заметили, как они подошли, но, когда я закричала, они оттащили Адама. Какой-то мужчина ударил его, толкнул. Дядя лежал совершенно неподвижно, и это напугало меня еще больше – я подумала, что его убили. Я чувствовала себя ужасно виноватой.
Лицо Бена помрачнело.
– У тебя не было никаких причин чувствовать себя виноватой!
– Не было? – спросила Ан, глядя на него укоризненно. – Неужели ты не понимаешь?.. Ничего бы не произошло, если бы я не вела себя так… Он был несчастным, одиноким человеком и неправильно истолковал мои чувства.
– Ты была ребенком, а он – твоим родным дядей и должен был заботиться о тебе, а вместо этого!.. Анабель, взгляни на происшедшее с другой стороны. Что бы ты думала, если бы прочитала в газете о подобном происшествии? Кого бы ты в такой ситуации посчитала виновным? Ребенка или взрослого мужчину?
– Ты должен сначала узнать, что произошло потом!
Он вздохнул, мрачнея все больше.
– Ладно, расскажи, что случилось потом.
Девушка закрыла глаза:
– Все кричали, задавали вопросы, я была так напугана. Кто-то успел добежать до деревни и вызвать полицию. Мне даже в голову не пришло, что такое возможно, но подъехали констебли, а за ними машина «скорой помощи». Меня отвезли в больницу. Два часа, что я провела там… – она всхлипнула, передернула плечами, – это было ужасно. Я продолжала твердить, что ничего не случилось, но мне не верили. Заставили раздеться догола, унесли одежду на экспертизу. Врачи осмотрели меня. Я оцепенела от ужаса и отвращения.
Потом появились полицейские, меня отвезли в участок, где пришлось отвечать на еще большее количество вопросов. Дядя был там же, но я его не видела. После допроса меня отправили к бабушке. Она пришла в такую ярость, что даже не могла сначала вымолвить ни слова. Затем заставила меня рассказать, что в действительности произошло. Обзывала всякими мерзкими словами, повторяла, что это я во всем виновата, что они с тетей видели, как я приставала к Адаму, делала все, чтобы он обратил на меня внимание. Мне надо винить только саму себя, – так сказала бабушка.
– Ага, теперь понятно! Эта дама и вбила тебе в голову нелепую мысль о твоей вине.
– Эта мысль и так не выходила у меня из головы! Я любила дядю, испугалась случившегося. Господи, как мне хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы мы жили, как прежде! Бабушка заявила, что не может переносить моего вида, и отправила меня в пансион. В общем, настоящий кошмар, а мне приходилось делать вид, что ничего не произошло. Я не могла никому рассказать об этом.
Я не знала, – торопясь, продолжала рассказ Анабель, – что дяде предъявлено обвинение. По-моему, в сексуальном домогательстве. Меня, конечно, в суде не упоминали – я же несовершеннолетняя, но потом я узнала, что все соседи обсуждали эту историю. У каждого, естественно, своя версия скандала, недостающие детали додумывались на ходу. Люди останавливались перед домом, глазели на хозяев. Тетя в конце концов отослала детей к родственникам. Дядю отпустили под залог. Бог знает, что сказала ему жена, но он покончил с собой через две недели, приняв большую дозу снотворного. Тетушку я никогда больше не видела, но бабушка разрешила мне приезжать на каникулы.
Она рассказала, что дядя написал ей предсмертную записку, в которой просил позаботиться обо мне и винил в происшедшем только себя. Старуха заявила, что все неправда, что я одна во всем виновата, но раз высказана последняя просьба несчастного, она не прогонит меня, но мне не стоит обольщаться – ничто не забыто!
Анабель внезапно остановилась. Она с трудом переводила дыхание, ее трясло как в лихорадке. Бен мрачно смотрел на Анабель.
– Насколько я понял, бабушка продолжала винить тебя всю оставшуюся жизнь? Как она могла так поступить, ведь ты была еще ребенком?
– Он был ее сыном, – ответила девушка. – Оба ее сына умерли в это лето – и сердце старой женщины было разбито. Я разбила ее сердце.
Бен резко возразил:
– Адам разбил ее сердце! Во-первых, пытался надругаться над ребенком, которого обязан был защищать, а во-вторых, оказался трусом и не смог ответить за содеянное. – Голос мужчины звучал резко и презрительно. – Ты не виновата ни в чем. Разве не естественно для ребенка желание любить и быть любимым?
Девушка покачала головой.
– Какой-то частью своего существа я согласна с тобой. Но ты не знал дядю… Добрый, хороший человек, он действительно любил меня. Оглядываясь назад, я считаю, что у него был сильный душевный надлом. Не думаю, что семья давала то, в чем он нуждался. Возможно, ухватился за мою любовь как за соломинку, неправильно понял мои чувства. А может, минутное помутнение разума…
– Очень добрый человек, который психологически искалечил тебя на всю жизнь? Ты же боишься испытать какие бы то ни было чувства из-за страха потерять контроль над собой, как потерял его он в тот летний день. Вот что обожаемый дядюшка сделал с тобой, Ан! Заставил тебя на всю жизнь бояться страсти, сильных чувств.
Она молчала. Лицо – белее снега, девушку совершенно измучили воспоминания. И она слишком устала, чтобы спорить, даже чтобы плакать. Анабель чувствовала себя так, словно прошла через самое тяжкое испытание в жизни. Тело ломило от усталости. Одна мечта: упасть на кровать и заснуть, и спать несколько суток подряд, сбежать в мир сновидений от ужасов реальности.
– Ты не мог бы отвезти меня в гостиницу? Пожалуйста, – взмолилась девушка. Под глазами у нее появились темные круги от усталости. – Я не могу больше говорить сегодня, слишком устала. Пожалуйста, позволь мне вернуться в отель. Мне необходимо побыть одной.
Бен хмуро взглянул на нее, он раздумывал, не зная, как поступить. Затем бесстрастно произнес:
– Ты дашь мне честное слово, что не попытаешься снова сбежать?
Девушка кивнула:
– Да, честное слово… И хотела бы – не смогла: я еле держусь на ногах.
