Элен Милдред - В серебряных каплях дождя
Она поспешно отстранилась.
— Да-да, конечно.
Джек поддерживал ее локоть, пока они шли к террасе. Рэймонд, улыбаясь, вышел навстречу.
— Добрый вечер, наконец-то.
— Добрый вечер. — В голосе Линды чувствовалось напряжение.
— Это мой отец, Рэймонд Невилл. А это, — Джек обнял Линду, — моя будущая жена, Линда. Линда Флэтчер.
— Очень приятно, — снова чужим голосом произнесла девушка.
— Линда?! Линда Флэтчер?! — Рэймонд выглядел несколько ошарашенным, но уже через мгновение взял себя в руки — Джек едва успел заметить его смятение. — Очень, очень рад. — Рэймонд по-отечески обнял девушку, затем отступил на пару шагов и восхищенно посмотрел на нее. — Вы… очень красивая.
Она натянуто улыбнулась и вежливо, как-то чересчур вежливо ответила:
— Спасибо.
Рэймонд распахнул двери.
— Пожалуйста, входите.
Линда прошла вперед, за ней Джек, потом Рэймонд.
— Отец, у Линды болит голова, можно болеутоляющее?
— Конечно-конечно, — засуетился Рэймонд. — Линда, вы присядьте пока. А может, хотите прилечь?
— Нет, спасибо, таблетки будет достаточно, — отказалась она и опустилась в кресло.
11
— Теперь его зовут Рэймонд Невилл, — раздалось из телефонной трубки, и Линде показалось, что сердце ее разрывается на мелкие кусочки.
Только что вокруг пели птицы, солнце освещало закатными лучами деревья, растущие вдоль дорожки кусты роз, дом под ярко-зеленой крышей… И вдруг в момент все стало черно-белым: и небо, и трава, и цветы.
Еще минуту назад в душе звенели хрустальные колокольчики. Ведь Джек предложил ей руку и сердце, он привез ее в дом отца. Линду это немного смущало, потому что она помнила, как Рэймонд смотрел на нее тогда, после презентации — он хотел продолжить знакомство, в этом не было сомнений. Ну ничего, сегодня он поймет, что Линда — его будущая невестка, не станет же он соперничать с сыном. Да и, честно говоря, шансов у него нет. Джек — ее мужчина. Ее единственный мужчина в целой Вселенной. Человек, за которого она готова жизнь отдать, если понадобится.
Так она думала еще минуту назад. А теперь стояла, привалившись к стволу дерева, и не знала, что делать. Уйти, ничего не объясняя, нельзя. А объясняться сейчас не было ни желания, ни сил. Вот и не придумала ничего умнее, как сделать вид, что раскалывается голова. Впрочем, это было недалеко от истины. Голова действительно раскалывалась: от бешено скачущих мыслей, от отвращения к себе, от тоски, безысходности и боли.
Она полюбила единокровного брата. Она собралась замуж за единокровного брата. И — о боги! — она спала с единокровным братом. Как замаливать ей теперь свои грехи? В какие храмы идти? Какие свечи зажигать?
Эти вопросы крутились у нее в голове в течение тех полутора часов, что они пробыли в доме отца Джека. Рэймонд Невилл, он же Роджер Флэтчер, расспрашивал Линду о том, чем она занимается, нравится ли ей профессия, как ей Австралия и о прочих положенных в таких случаях вещах.
Они вместе попили чаю, который приготовила и принесла молодая женщина — наверное, домработница. Линда не знала, как ей выдержать этот прием, который тянулся невероятно долго. Она избегала смотреть на Джека, а он, похоже, чувствовал, что что-то не так, только не мог понять, что же именно. Конечно, где ему знать, в какую историю он вляпался. Спасибо, папочка. Ты, похоже, никогда не рассказывал сыночку, что у тебя не двое, а трое детей. Или уж, по крайней мере, не называл ему имя своей брошенной на другом конце света дочери.
Мама была права, как же она была права, отговаривая ее ехать в Австралию. У отца все в шоколаде, у его детей тоже, а о ней он и думать забыл. А в довершение ко всему она, Линда, умудрилась среди миллионов мужчин на Земле выбрать именно Джека. Что же это за судьба, которая привела ее к нему за десятки тысяч километров, чтобы потом так больно, наотмашь ударить?
Всю дорогу до дома Линда продолжала делать вид, что у нее болит голова, и сидела на заднем сиденье, прикрыв глаза. Джек проводил ее до квартиры. У двери девушка остановилась и повернулась к нему.
— Извини, я хочу побыть одна. Столько событий сегодня произошло…
— Но ты ведь плохо себя чувствуешь. Может быть, понадобится вызвать врача. Давай я останусь.
Как хотелось сказать: «Я хочу, чтобы ты остался, я хочу любить тебя, я хочу всегда быть с тобой». Но в душе, тоненько тренькнув, уже лопнула струна счастья. И вместо хрустального звона колокольчиков теперь там раздавался набат тревоги: никогда, никогда, никогда.
— Я уже гораздо лучше себя чувствую. Не стоит.
Поднявшись на цыпочки, она чмокнула его в щеку и, выдавив из себя улыбку, скрылась за дверью.
На город опустилась ночная прохлада, а Л инда, оцепенев, стояла у открытого окна, слушая трели экзотических птиц вперемешку с треском цикад и стараясь не сойти с ума. Когда почти пять месяцев назад она узнала об измене Стэнли, ей было плохо. Но у нее оставались чувства, заставившие встряхнуться и жить дальше, действовать, стремиться к чему-то. А сейчас — ничего, совсем ничего. Кроме этой колючей боли, пронзающей ее насквозь. И нет никакой надежды, даже самой слабой, самой призрачной… А есть только рвущая душу на куски глухая тоска.
Линда пошла на кухню, открыла верхний шкафчик и вынула оттуда коробку с лекарствами. Вернулась в спальню, вывалила их на кровать, села рядом и долго смотрела на разноцветные упаковки, задумавшись. Потом, словно опомнившись, встряхнула головой, встала, вытащила мобильник из сумочки и набрала знакомый номер. После нескольких гудков услышала хрипловатый, чуть удивленный голос подруги.
— Ты почему звонишь среди ночи?
— Кэт… — В горле будто застрял ком, и она умолкла.
— Линда! — встревоженно позвала Кэтрин. — Эй, ты там в порядке?
— Не совсем. Ты можешь приехать?
— Жди, скоро буду.
Уже через полчаса Кэтрин, которая тоже снимала жилье в районе Мосман, появилась у Линды с бутылкой вина, сыром и оливками.
— Да на тебе лица нет! Давай рассказывай, почему ты вытащила меня из постели в два часа ночи. Что такое произошло? В Британии свергли королеву? Ты беременна? Джек подарил тебе остров в океане?
Говоря все это, Кэтрин деловито хозяйничала: вытащила и протерла салфеткой фужеры, откупорила бутылку, налила вино, распаковала сыр, открыла оливки, поставила на стол тарелки.
— Моего отца зовут теперь Рэймонд Невилл, — безучастно сказала Линда и, взяв в руки полный бокал, залпом опустошила его. Ни мыслей, ни эмоций у нее уже не осталось.
Кэтрин, не донеся до рта вилку с нацепленной на нее оливкой, замерла. Потом с размаху бросила вилку на стол и тоже одним махом опорожнила фужер.
