Черил-Линн Браун - Дикая роза
Мартин никогда не считал себя опытным психологом, но в данном случае не требовалось большого ума и профессиональной подготовки, чтобы понять: речь шла не столько о будущем Деллии, сколько о прошлом самой Кэти-Линн.
— Не кипятись. Я думал, что мы говорим о Деллии, но ты воспринимаешь все сказанное о ней, как будто дело касается тебя.
— Мы говорим о Деллии! Меня бесит апломб, с которым ты судишь о женщинах!
— А я и не говорил, что разбираюсь в них. Особенно в том, что касается выбора мужчин. Ей-богу, Кэти-Линн, я часто не верил своим глазам, когда видел, какие пары покидают порой «Предместье» после закрытия…
Что-то, видимо, в его словах убедило собеседницу, и та опустила руки, отчего поза потеряла прежнюю агрессивность.
— Неужели тебе никогда не доводилось ложиться в постель с едва знакомой женщиной?
— Послушай, для леди ты слишком прямолинейна.
— Ну, конечно… Вот ты и открылся! — тоном обвинителя заявила она. — По-твоему, все женщины созданы на один манер. Боже упаси, если найдется среди них кто-то со своим мироощущением, со своей индивидуальностью, уж тут ей от тебя не поздоровится. Женщины ведь не имеют права на собственное мнение и собственные чувства, не так ли?
Мартин выключил в вестибюле свет и слегка подтолкнул Кэт, выпроваживая ее из мотеля.
— Не дотрагивайся до меня! — зло бросила та.
— Ты устала. Я тоже. Давай я отвезу тебя к «линкольну».
Мартин подвел вконец расстроенную Кэт к своему джипу, открыл дверь и помог ей забраться на сиденье.
— Подумай… Может, тебе стоит немного поспать перед выездом?
— Я в полном порядке! Я уже далеко не ребенок, и нечего со мной нянчиться, — отрезала она.
Мартин покрутил ручку радиоприемника.
— Ничто так не мешает уснуть за рулем, как хороший кантри-рок…
Кэти-Линн медленно повернулась в его сторону и принужденно улыбнулась:
— О да, и ничто так не лечит женские нервы, как прогулка перед сном.
Бэрк переключил скорость, съехал с дороги и по едва заметной тропе начал подниматься на холм.
— Куда мы едем на этот раз? — вполне владея собой, поинтересовалась она.
— Если ты не слишком устала, мне хотелось перед твоим отъездом в город показать кое-что.
А у Кэти-Линн была одна мечта: поскорей бы вернуться домой и остаться наедине со своими мыслями, какие они ни на есть.
— Держись, — предупредил Мартин. И тут же от толчка они чуть не слетели с сидений. После чего машина остановилась.
— Ничего себе дорога. Сам, что ли, строил?
Невозмутимый водитель заглушил мотор и повернулся к пассажирке.
— Ты живешь в мире стекла и железобетона. Какая-то музейная крыса решает, что несколько мазков маслом по холсту замечательны, и ты платишь за картину тысячи долларов, вставляешь в раму и вешаешь на стену. А потом тратишь еще кучу денег на охранную сигнализацию, а то, не дай бог, кто-нибудь еще увидит это, извините, произведение искусства…
— Ты привез меня сюда, чтобы навязать дискуссию об абстракционизме?
— Нет, чтобы показать тебе что-то действительно прекрасное. То, чего не найдешь ни в одном музее. Но для тебя все прекрасное либо продается, либо уже куплено. Вроде как — если нет таблички с ценой, то это не искусство.
Его безапелляционное заявление заставило Кэти-Линн несколько смешаться, не сразу пришли на ум слова для возражения.
— В какой-то степени все объяснимо… ну в общем… искусство для меня всегда было чем-то таким, чего мои родители не могли себе позволить, — пролепетала она.
— А вот и тут я с тобой поспорю, — последовал решительный ответ. — Красота и искусство не принадлежат богатым. Возможность собирать картины — одно, любовь к ним — совершенно другое.
— Ты ненавидишь деньги так же, как богатые ненавидят бедность, — высказала догадку Кэти-Линн. — Типичный фанатизм… По-твоему, если у человека есть деньги, значит, заведомо он лишен вкуса, милосердия и каких-либо моральных принципов. А вот бедные, вот они-то все понимают по-настоящему: и что такое любовь, и что такое красота… Разреши тебе заметить: это подход ограниченного человека. Тебе не дано понять, что шестизначный доход сам по себе еще не превращает человека в идиота. Пожалуй что и наоборот — финансовая независимость способна сделать жизнь богаче во всех ее проявлениях.
Мартин улыбнулся. Как он любит женщин, умеющих с жаром отстаивать собственное мнение! Слишком многие из них всю жизнь твердили лишь «да, дорогой», а когда наконец набирались смелости заговорить с принципиальных позиций, тут уж их некому было и слушать.
— Ну, теперь держитесь, леди, — торжественно предупредил Мартин. — Вам предстоит увидеть самую прекрасную вещь на свете. — Он молча выпрыгнул из машины, подбежал к Кэти-Линн и, схватив ее за руку, стащил с сиденья. — Давай быстрее, а то пропустим!
— Я не могу быстрее! — заартачилась та. Но Бэрк обхватил руками талию Кэт, поставил женщину на капот, забрался следом и встал позади, опираясь о лобовое стекло.
— Слушай, что все это значит?
— Я хочу показать тебе то, что сам считаю высочайшим искусством. Красоту природы, которую нельзя купить, продать или пустить с молотка. И, самое главное, она доступна каждому, кто способен наслаждаться ею. — Он легонько притянул молодую женщину к себе, обвил руками талию и сплел пальцы на ее животе. — Следи за горизонтом, — прошептал Бэрк.
Кэт затаила дыхание, когда над холмами вспыхнули первые лучи солнца. Внезапно небо затопили все оттенки оранжевого и красного цветов.
— Дыши, — послышался приказ.
Кэт тихо засмеялась, поймав себя на том, что и вправду затаила дыхание.
— Как красиво… — восхитилась она. — Никогда не видела ничего подобного… — Мурашки, побежавшие по всему телу, начали собираться в одну точку, пульсирующую у левого уха. Именно здесь она ощутила его губы.
— Красоту не просто видят, красоту чувствуют, — прошептал он и уткнулся лицом в ее плечо.
— Я чувствую тебя, — откликнулась она.
Бэрк обхватил ее еще крепче и притянул к своим губам.
— Да… — выдохнула она в ответ на вопрос, который еще не был задан.
Он разомкнул пальцы и опустил ладони на ее бедра. Золотистая парча казалась прохладной на ощупь; разгоряченная кожа еще не успела согреть ткань. Сжав пальцы, Бэрк потянул платье вверх и обнажил ее бедра. Он сдерживал желание и не торопился давать волю рукам.
Кэт заморгала и уставилась на восход, пытаясь справиться с огненной волной внутри себя, от которой кружилась голова. Надо остановить эти требовательные руки, эти нетерпеливые губы, но не было сил сопротивляться…
