Джулия Тиммон - Модель и кутюрье
Софи с грустью вздохнула.
— Потому что сейчас мне приходится много путешествовать. С кем бы я оставляла моего Боба?
— Боба? — Филип взглянул на нее, сдвигая брови.
— Да, я назвала бы моего пса Боб. Я давно придумала ему кличку, — с чарующей непосредственностью призналась Софи.
Филип засмеялся, опять переполненный теми теплыми чувствами, которые испытывал, общаясь со своей четырехлетней родственницей. В приступе нежности и умиления он крепче обнял Софи и принялся покрывать ее лоб, щеки, нос, глаза быстрыми легкими поцелуями. Когда очередь дошла до губ, оба на мгновение замерли.
А спустя мгновение не стало ни его, ни ее. Она целиком — и душой, и телом — отдалась ему, с радостью превратившись вдруг в его дополнение, его составляющую. Он полностью, без остатка растворился в ней…
Софи не могла заснуть, но страх, что она будет не в состоянии нормально работать на следующий день, ничуть ее не тревожил. Все ее мысли занимал мерно посапывающий рядом мужчина и то, что каких-то полтора часа назад наконец-то произошло между ними.
Они лежали на кровати в спальне Софи. Филип перенес ее сюда, когда их страсть уже достигала предела. Разбросанная по полу и дивану одежда осталась в гостиной, как и недоеденный ужин на тарелках, и недопитое вино в бокалах.
Софи смотрела в темноту перед собой и в который раз видела сцены, за повторение которых отдала бы не задумываясь, наверное, все на свете.
Ласки Филипа, его пылкие поцелуи до сих пор жгли ее губы, шею, плечи, отдавались пьянящим покалыванием в сосках, заставляли руки то и дело покрываться мурашками.
Она испытывала с трудом преодолимое желание стянуть со своего умопомрачительного возлюбленного простыню, включить бра и до рассвета любоваться им, изучая, запоминая каждую черточку.
Софи уснула под утро с блаженной улыбкой на губах, думая о том, что после пережитого счастья ей не страшны никакие невзгоды.
Я люблю его, приглушенно звенело в ее затуманивающемся сознании. Люблю до безумия…
9
К Неделе высокой моды в Милане Кетлин готовилась самым основательным образом. Преимущественно морально. В остававшиеся до поездки несколько дней даже не выходила из дома по вечерам — настолько серьезно обдумывала, правильно ли собирается поступить. В голове теснились тревожные, противоречащие друг другу мысли, каждую из которых она обмозговывала снова и снова.
Рядом с лютой ненавистью в ее душе жил страх.
А если Вассон или сама Софи догадается, что кто-то «помогает» ей становиться вялой и безразличной? — думала Кетлин, замирая от ужаса. Если решат провести расследование и наличие клодизона в остатках воды в стакане или в крови Софи обнаружится? Если кто-то случайно заметит, как я подсыпаю ей порошок, что тогда? Меня упекут в тюрьму, а эти голубки беспрепятственно продолжат миловаться. Здорово получится! Ничего не скажешь!
Кетлин уже начинала сомневаться, стоит ли доводить месть до конца, подумывала, а не переключить ли внимание на какого-нибудь другого известного модельера. Но, в который раз перебрав в памяти всех, кто смог бы стать ее новым предметом обожания, понимала, что лучшей кандидатуры, чем Филип Вассон, ей не найти.
Да ни о чем они не догадаются, принималась тогда она убеждать себя. Я дважды проворачивала этот трюк и все еще гуляю на свободе, а о тюрьме даже не помышляю. Нет надобности. Я должна сбросить эту гадину с пьедестала, на который ее возвел Вассон. Должна доказать, что это мое место. Я так давно к этому иду, так искренне мечтаю о Филипе!..
Ее обуревала жалость к себе, а злоба на Софи удесятерялась.
— Справедливость восторжествует, — шептала Кетлин, стискивая зубы. — Я приложу к этому все усилия. Даже на риск пойду, не остановлюсь ни перед чем!
В день показа в Милане Вассон волновался настолько сильно, будто был не всемирно известным модельером, а новичком. Сегодня им с Софи предстояло доказать безжалостным судьям, не замедлившим поставить под сомнение талант обоих, что они не разучились блистать.
Теперь, после той волшебной ночи, Софи была для него не только подающей большие надежды моделью, не просто обожаемой женщиной, а созданием, без которого его жизнь теряла смысл. Он твердо знал, что не разлюбит ее, даже если она вообще откажется выходить сегодня на подиум, и все-таки верил в их совместный успех.
Филипу доставляло удовольствие думать, что именно Софи на протяжении долгих последующих лет будет опять и опять вдохновлять его на создание непревзойденных творений, а потом представлять их миру так, как умеет она одна. Он мечтал о жизни вдвоем, в которой личное удивительным образом переплетается с творчеством, от которой ни он, ни она никогда не устанут.
Они подготовились к этому показу в высшей степени ответственно. На многочисленных репетициях Софи без сомнений затмевала своим мастерством всех остальных манекенщиц. И, наблюдая за ней, Филип все сильнее убеждался, что зря усомнился в ее способностях.
Тем не менее сегодня утром он проснулся, объятый тревогой. Со смутным предчувствием беды.
Ему хотелось убедить себя в том, что волноваться глупо, что Софи превосходно справится с порученным заданием, что следует выбросить из головы мрачные мысли. Но на душе с приближением назначенного для показа времени становилось все тревожнее.
Филип успокоился, лишь когда увидел готовящуюся к выходу на подиум Софи — сосредоточенно спокойную, несколько отрешенную, но не выражающую ни взглядом, ни жестами и капли неуверенности в себе. Она невозмутимо сидела перед зеркалом, у которого Тедди заплетал ее волосы в косички, и лишь изредка подносила ко рту стакан с водой, в котором позвякивали кубики льда.
Все будет в порядке, подумал Филип, расслабляясь. Она меня не подведет.
Софи удалось заставить себя напрочь забыть о былых неудачах и сконцентрироваться только на предстоящей работе. Все утро она пребывала в приятной расслабленности, а за два часа до начала шоу, когда визажист приступил к нанесению на ее лицо макияжа, принялась внутренне готовиться к необходимому перевоплощению.
Шутки и смех окружающих, привычные шум и суета опять отошли для нее на задний план. Даже взволнованный Филип ни на минуту не переключил на себя ее внимания. Как настоящий профессионал и человек, обожающий свое дело, она готовилась всецело отдаться предстоящему действу.
На нее надели первое платье — в стиле секси, с глубоким разрезом на длинной, обтягивающей бедра юбке — и, горделиво приподняв подбородок, она зашагала к выходу на подиум. Еще минут пять назад ее начала мучить та же сухость во рту, в глазах чуть потемнело, а голова немного закружилась, но, решительно настроенная на успех, она старалась не придавать этому значения.
