Джейн Арбор - Цветок пустыни
Что случилось – то случилось, и винить в этом некого, ведь никто же не знает, сколь драгоценной была для нее эта редкость.
Хотя погодите, как это никто? А не могло ли быть так, что ее тайну разгадала Бет? А если да, то не значит ли это… Нет, она не позволит себе думать так плохо о ком-либо, даже о Бет. Но факты – упрямая вещь.
И слишком уж велика была горечь утраты. Если бы во время песчаной бури ставни ее окна были закрыты, ее очаровательный песчаный цветок был бы по-прежнему с ней.
Фотографии родителей Лиз, осторожно поставленные, стояли прислоненные каждая к своей стене проема, образующего узкое окно. И хотя вполне возможно, что полощущаяся на ветру штора случайно могла бы отбросить одну из них в какое-то безопасное место, но ведь не может быть сомнения, что в результате такого же действия другая фотография могла бы оказаться опрокинутой, сброшенной на подоконник или на пол или даже просто оставленной там, где она стояла? Нет, как ни печально, но все выглядело так, что если признать виновной Бет, то свои преступные намерения она осуществила тогда, когда предоставила ветру возможность разбить rose de sable.
Лиз подняла с пола пару осколков и вернулась в гостиную. Опустив их на стол перед Бет, она произнесла следующую фразу голосом, неожиданно сухим и бесцветным:
– Закрыть ставни – это было очень предусмотрительно с твоей стороны, но только почему ты не закрыла их в моей комнате?
Бет вздрогнула:
– В твоей комнате? Но я… Да как же это, ведь я пошла туда в первую очередь. Я же помню, мне там трудно было закрыть оконную раму.
– Да, у окна в той комнате плохой шпингалет, – согласилась Лиз. – Но не у ставней. Если их закрыть, они не пропускают ветер. Во всяком случае, не пропускали.
Бет выглядела обиженной.
– Ты что же, хочешь сказать, что я специально не закрыла их?
– Я сомневаюсь, в том, что ты их закрыла.
– Но я же уверена… – Бет замолчала, разглядывая блестящие осколки, лежавшие перед ней. – Но, Лиз, ведь это же твоя rose de sable!
– Да. Если не считать жуткой грязи, больше ничего в комнате не пострадало. Ты не находишь, что это странно?
– Странно? – удивилась Бет. – Да, нахожу. То есть нет, не нахожу. Ты себе представить не можешь, какие злые шутки вытворяет внезапный ураган, подобный этому. И вполне естественно, что ты во всем винишь меня, раз считаешь, что я плохо закрыла окно. Давай пойдем туда, и я покажу, что я делала.
Лиз было ясно, что Бет просто тянет время. И она еще больше уверилась в этом, когда Бет, войдя в комнату, издала изумленное «Ох!» и стала показывать, как она закрывала окно и ставни.
– Сперва я сделала так, а потом вот так, но боюсь, мне не удалось плотно закрыть ставни, а этот дурацкий шпингалет у окна никак не хотел вставать на место. Я помню, что я видела фотографии твоих родителей и этот камень, то есть розу. Но, как ты говоришь, фотографии не пострадали, разбилась только роза. Это – счастье, не правда ли?
– Большое счастье!
Бет была занята тем, что ставила фотографии в рамках на свое место.
– Ты говоришь это так, – сказала она, – как если бы на самом деле ты так не считала. Мне ужасно жалко, если ты по-прежнему считаешь, что это моя вина. Но, наверное, ты бы так не считала, не правда ли, если бы пострадали фотографии, а не эта роза?
– Фотографии при этом не погибли бы. A rose de sable погибла.
– Да, но… – Бет неуверенно хохотнула. – Да, силы небесные, чего в нем особенного-то? Просто кусок крупнокристаллического песка!
– Он мне нравился, – отрезала Лиз.
– И стало быть, из-за того, что он разбился, ты намерена превратить мою жизнь в мучение, – надула губы Бет.
– Но если ты и в самом деле закрывала здесь все, то это не твоя вина, правда?
– Конечно, не моя. – Бет слишком охотно согласилась с этим заявлением. – И я не понимаю, почему ты волнуешься из-за такого пустяка. Если только, – Бет внимательно оглядела Лиз, – если только не считать, что ты негодуешь потому, что эту штуку подарил тебе Роджер. Ага, вот ты и покраснела! Так вот в чем причина! О боже, Лиз, как могло такое случиться с тобой?
– Какое такое? Что могло случиться со мной? – переспросила Лиз. Однако она знала, о чем идет речь. Теперь Бет сама вынуждала Лиз защищаться.
– Ах, Лиз, – жалобно продолжила Бет, – о том, влюбилась ты в Роджера или нет, ты должна была бы знать и сама, не заставляя меня задавать тебе так много вопросов.
– А кто просил тебя спрашивать, не скажешь? – огрызнулась Лиз.
Но Бет не обратила внимания на слова Лиз.
– Мне думается, я была совершенно слепа. Как это становится ясно теперь, ты изо всех сил старалась показать, что терпеть не можешь Роджера, по крайней мере когда он оказывался рядом с тобой. Как будто бы ты боялась, что он может догадаться. Бедная Лиз! Теперь я пойму, если ты будешь сердиться на меня, стоит мне завести разговор о нем. Но помимо того, чтобы отказаться от Роджера в твою пользу, чего ты совершенно не можешь ждать от меня, ведь я в этом случае абсолютно бессильна, не так ли?
– Не абсолютно, если уж тебе так хочется это знать. – Лиз, чувствуя, что она вот-вот потеряет контроль над собой, и понимая, насколько безрассудно заниматься перед Бет дальнейшим саморазоблачением, произнесла эти слова с особой страстью: – Мне ни к чему твои соболезнования! И если ты кому-нибудь пискнешь хоть слово, я тебе никогда этого не прощу. Никогда!
Большие, невинные глаза Бет стали еще больше от изумления.
– Больно-то нужно! И это тогда, когда ты так старалась провести нас всех! Однако должна же ты понять, что мне невыносима сама мысль о том, что, возможно, это из-за моей беспечности ты лишилась единственного подарка Роджера. Я, пожалуй, попрошу его достать для тебя еще одну rose de sable, ладно?
– Только попробуй! – резко возразила ей Лиз. – Только попробуй, и для тебя будет все кончено! – пригрозила она. – Когда настанет время, я сама расскажу ему о том, что камень, который он подарил мне, разбился. И если я увижу, что ему уже известно об этом, не берусь обещать, что не расскажу, как это случилось!
Взгляд Бет метнулся куда-то в сторону от Лиз.
– За исключением того, что ветер смел камень с полки, мы не знаем, как это случилось, – заявила она.
– Зато мы знаем, что, если бы ставни были закрыты должным образом, этого, наверное, не случилось бы.
Нерешительность Бет и ее очевидный испуг, что Роджер может узнать про случившееся, был для Лиз равносилен признанию Бет своей вины, и это обстоятельство некоторым образом уравновешивало чаши на весах оскорбленной гордости. Начиная с этого дня перед Эндрю или Дженайной, а также перед всеми другими они могли демонстрировать глянец дружеских отношений. Но, скрестив мечи в открытом бою, каждая из них смогла оценить, чего стоит соперник. Лиз испытала чувство, близкое к облегчению, узнав, что собой представляет Бет в качестве противника.
