Лисса Мэнли - Венчание в прямом эфире
— Ты знаешь, папа, — они уже вышли из лифта и подошли к ее двери, — я много думала и хотела тебя спросить: с чего ты взял, что можешь за меня решать, чем мне заниматься?
Это был совсем не тот вопрос, которого Питер Синклер мог ожидать от собственной дочери.
— Почему ты это спрашиваешь? — Он нахмурился, видимо так и не найдя ответа на это неожиданное заявление.
Открывая дверь и пропуская отца внутрь, Анна видела его нахмуренное лицо, но все равно не хотела отступать от начатого. И совсем, совсем не боялась. Сейчас она бы не испугалась ни прыжка с тарзанкой, ни поездки со скоростью 200 километров в час…
— Этот вопрос я должна была задать еще год назад, когда мы заключили эту глупую сделку.
— Глупую сделку? Но, Анна, ты же сама согласилась…
— Я помню. — Она перебила его, прекрасно зная, что он скажет. — Но позволь мне самой решать, чем я хочу заниматься в этой жизни.
Отец смотрел на нее так, словно она внезапно заболела чем-то очень опасным.
— Что с тобой, дочка?
Как она может объяснить этому человеку, которого интересуют только деньги, банки и общественное положение, что с ней происходит. Да он и понятия не имеет о потерянной любви.
— Может быть, я просто выросла и стала независимой. Ты больше не сможешь управлять мной, я не ребенок. И я не хочу быть банкиром. Мне нужно следовать своей мечте.
Он моргнул, все еще недоверчиво глядя на собственную дочь.
— Для тебя это так важно?
Анна кивнула.
— Я думала, ты знаешь, что да.
— Я считал это все глупостью, но после того, как ты все объяснила, я не могу с тобой не согласиться. Почему же ты раньше не говорила мне об этом?
Анна вздохнула.
— Ты знаешь, с тобой чертовски трудно разговаривать.
— Я знаю. — Он обнял ее за плечи. — И я горжусь тобой. Ты не отказываешься от своей мечты.
В ее глазах засветилась надежда, смешанная с безграничным удивлением.
— И ты не против, чтобы я стала дизайнером? Я, конечно, все равно буду этим заниматься, но было бы неплохо, если бы ты благословил меня.
— Девочка моя, ты стала совсем самостоятельной. — Его глаза светились гордостью, и Анне это не показалось. — Я думаю, у меня нет выбора. Если ты хочешь быть дизайнером, будь им. Благодаря твоей матери я понял, как важно следовать своей мечте. Хотя мне тебя будет очень не хватать в банке.
Анна не верила собственным ушам: ее отец, Питер Синклер, в первый раз в жизни уступил ей и даже сказал, что гордится ею. Она чувствовала облегчение, сама удивляясь, почему раньше она не пробовала поговорить с ним, ведь это так просто.
До встречи с Райаном все казалось таким запутанным, а, в конце концов вышло, что все это совершенно не важно.
При воспоминании о Райане в груди опять заболело, словно из нее вынули сердце и осталась одна пустота. Тяжело вздохнув, Анна села на кровать. Весь ее вид говорил, что она глубоко несчастна.
— Детка, ты неважно выглядишь. Что-нибудь случилось?
Она долго смотрела на отца, а потом кивнула, чувствуя, что, если сейчас же не выплачется в чью-нибудь жилетку, она просто умрет от горя.
— Я встретила мужчину.
Понимая, что дело это не простое, Питер Синклер присел рядом с дочерью и мягко обнял ее.
— Расскажи мне о нем.
Уткнувшись в его плечо, Анна поведала отцу, как они познакомились с Райаном, гуляли по парку, катались на колесе обозрения и как два часа назад они расстались.
— Дочка, ты любишь его? — спросил Питер после некоторого раздумья.
Анна и сама задавала себе этот вопрос уже много раз. Пару дней назад она сказала Райану, что не верит в любовь, даже несмотря на то, что создает подвенечные платья. Но здесь ей не было смысла скрывать свои чувства, и она кивнула.
— Да, папа, я люблю его.
— Так в чем же дело? — Он спрашивал ее так, будто не слышал, о чем она только что говорила. Она полчаса рассказывала ему, что произошло, а он спрашивает, в чем дело!
Анна разозлилась:
— Дело в том, что он не любит меня.
— Откуда ты это знаешь? Ты спрашивала его?
Анна покачала головой. Когда они в последний раз виделись, Райан был так зол, что она и не подумала спросить, любит ли он ее.
— Очень важно быть с тем, кого любишь. — Отец взял Анну за руку. — Я до сих пор не могу простить себе, что позволил твоей маме уйти. Тогда я был глуп и упрям, а когда понял, какую ошибку совершил, было уже слишком поздно, ее уже было не вернуть.
Анна взглянула на отца, она и подумать не могла, что он когда-либо о чем-либо жалел, ведь он всегда все делал правильно. Но сейчас перед ней сидел простой человек, уже почти поседевший от старости и забот, который делился с ней своей болью. Любимый и родной человек.
— Я думаю, ты должна бороться за него, детка. — Он крепко обнял ее и встал. — Я зарегистрировался в этой же гостинице. Сейчас мне нужно сделать несколько деловых звонков, но вечером мы могли бы вместе поужинать.
— Конечно, папа, это было бы замечательно. — Анна впервые чувствовала, что отец ее любит. Даже несмотря на его вечно занятой вид и недостаток свободного времени.
Она проводила его до двери и, обессиленная, села на кровать.
Нужно бороться за свою любовь.
Ее отец очень сильный человек, и ему легко говорить о том, что она должна бороться, но при воспоминании о ледяных глазах Райат на Анну бросало в дрожь. Что, если он опять посмотрит на нее так? Она боялась этого больше всего на свете.
Ты должна смотреть в лицо своим страхам, сказал Райан, когда она всего несколько дней назад боялась открыть глаза и взглянуть на город с высоты птичьего полета.
Она должна быть сильной, встать и пойти к Райану и твердо встретить его взгляд, каким бы ледяным он ни был. Иначе она всю жизнь, как отец, будет мучиться и жалеть, что когда-то отказалась от своей любви и не боролась за нее.
Анна поднялась и твердым шагом направилась к выходу. Пришло время вступить в битву за любовь.
Глава одиннадцатая
После расставания с Анной, Райан всеми силами старался заглушить боль, вызванную ее обманом. Он с головой ушел в работу, назначил несколько встреч и сделал пару деловых звонков.
Довольно поздно он вернулся домой, держа в руке банку с консервированным супом и кейс. Квартира была пуста, даже Макс не бегала под ногами и не виляла радостно хвостом. Сегодня с утра соседи вернулись из отпуска и забрали ее.
Впервые Райан смотрел на свою совершенно белую, отделанную пластиком кухню другими глазами. После того, как здесь была Анна, украшающая ее своим присутствием, кухня казалась стерильной и совершенно обезличенной, словно здесь никто никогда не готовил.
