Дафна Клэр - Рыцарь из моих снов
— Боже, Кэтрин, — пробормотал он. — Ты должна… — Боль исказила его черты. Потом щеки его порозовели, а взгляд, задержавшись на ее лице, скользнул ниже, к вырезу ночной рубашки. Она явственно ощутила, как дрожь пробежала по его телу. — Слезь с меня, женщина, — простонал он, снова закрывая глаза.
— Ты лежишь на моей руке!
— Ммм? — Тяжелые веки поднялись, и он снова посмотрел на нее.
— Я не могу пошевелиться, — объяснила Кэтрин, подавляя желание прижаться губами к его губам, которые были так близко… Может быть, Зак и терпел невыносимую боль, но тем не менее он реагировал на ее близость так, что не смог этого скрыть. Можно ли воспользоваться его слабостью? Она решила, что нет.
Несколько секунд он не шевелился, потом выпрямился и откатился в сторону, освободив ее руку. Но от этого движения они на какой-то момент еще теснее прижались друг к другу, и он обнял ее, чтобы она не упала с кровати. Несколько секунд Кэтрин не могла дышать, жар его тела моментально проник через тонкую ткань ночной рубашки. Зак перевернулся на спину, тяжело дыша.
— Давай я посмотрю щиколотку, — сказала Кэтрин.
— Уходи!
— Я не могу. Я должна помочь тебе.
— Черт! — Он рукой закрыл глаза. — Тогда сначала сделай мне одно одолжение, ладно? Пойди надень что-нибудь на себя.
Она оделась, вернулась в его комнату и осмотрела ногу. Щиколотка сильно опухла, и Кэтрин настояла на том, чтобы отвезти его к врачу. Врач рекомендовал ему два дня не вставать с постели.
— В Сидней я не поеду, — объявила Кэтрин, когда они вернулись домой.
— Ты поедешь, черт возьми, — настаивал он. — Я справлюсь.
— Но я не могу…
— Да я просто подвернул ногу! — кричал Зак. — Из-за этого не стоит ломать карьеру. Не будь такой глупой!
Она хотела накричать на него в ответ, но он был прав.
— Я попрошу Миранду поухаживать за тобой, — решила Кэтрин. — Иначе я буду весь день дергаться.
— Ладно, если тебе так спокойнее…
* * *Кэтрин уехала, когда еще не было и шести утра, и, вернувшись поздно вечером, застала такую картину: Зак лежал на диване с закрытыми глазами, весь в подушках, а на кофейном столике было разбросано с полдюжины кассет. На минуту показалось, что он ждал ее.
Зак поднял голову, и его лицо осветила улыбка, которая, правда, тут же погасла.
— Как прошел конкурс? — спросил он.
— Думаю, что все в порядке. — Она опустила на пол дорожную сумку. — А как ты?
Он пожал плечами. Потом с кривой усмешкой показал на кассеты:
— Я обманывал сам себя, думая, что смогу собрать эти сумбурные заметки в книгу.
— Так ты даже еще не напечатал их! Можно мне послушать? — Раньше она не осмеливалась спрашивать его об этом.
— Но ты же, наверное, устала.
— Это поможет мне расслабиться.
Первая кассета в основном была посвящена сборам экспедиции на Гималаи, там было много технических подробностей. Потом Зак описывал поездку в Непал и то, как они разбивали лагерь у подножия горы. Рассказ перемежался воспоминаниями о прошлых подъемах.
— Выключи, — попросил Зак. — Ни один издатель в здравом уме не напечатает это.
— Тебе надо найти помощника-писателя, — предложила Кэтрин.
— Но это же будет обман!
— Нет, если ты упомянешь его как соавтора. Могу предложить себя.
— Я не хочу от тебя больше никаких одолжений, Кэтрин.
— А как насчет того, чтобы сделать одолжение мне? Моделью долго не проработаешь. Мне, может быть, осталось каких-нибудь пять-десять лет. А тем временем я сделаю карьеру писателя.
Ей пришлось еще некоторое время поуговаривать Зака, прежде чем он согласился.
— Но я тебе, конечно, заплачу за это.
Она знала: он хотел, чтобы деньги от книги пошли Венди, и сейчас не время было говорить, что она согласна работать бесплатно.
— Давай я набросаю две-три главы, и мы покажем их издателю. А потом, если он заинтересуется, обсудим все детали.
Два последующих дня Кэтрин работала над пленками, перепечатала их и отредактировала. Все это дало ей возможность отвлечься от мыслей о Заке. Он же в это время читал, слушал музыку или смотрел телевизор. И старательно избегал Кэтрин.
Наконец она протянула ему несколько страниц с пометками.
— Вот набросок первой главы.
Пока он читал, Кэтрин поставила в микроволновую печь курицу, нарезала хлеб и приготовила салат.
Зак вошел в кухню, когда она раскладывала еду по тарелкам.
— Просто чудесно, — ворчливым голосом произнес он. А на что он рассчитывал? Думал, что у нее ничего не получится?
— Пока еще очень сыро, но я надеюсь, ты получил представление о том, как я собираюсь оформить все это? Есть некоторые технические моменты, которые я не поняла. И еще пропуски.
— Что ты имеешь в виду?
Кэтрин замялась.
— Например, ничего нет о том, как… как погиб Бен Стори.
Зак напрягся.
— Это не для широкой общественности.
— Я понимаю тебя, но издатель…
— Ничего ты не понимаешь! Я не собираюсь травмировать Венди подробным описанием последних минут Бена ради какого-то незнакомого читателя.
— А почему бы тебе не спросить об этом саму Венди?
— А ты сама как думала бы на ее месте?
— Но это случилось не со мной…
— И никогда не случится!
— И все-таки решение должна принимать она.
— Я не хочу даже спрашивать ее об этом. Венди решит, что должна согласиться.
— Я считала, что вы понимаете друг друга.
— Хорошо, я подумаю.
* * *Кэтрин разбиралась со второй главой, когда Зак поставил рядом с ней на стол чашку кофе.
— Спасибо, — рассеянно кивнула она. Потом взглянула на его руки. — Зак, это же здорово!
Зак поправлялся. Она так хотела, чтобы он выздоровел!
Снова позвонила Венди, и Кэтрин в который раз позавидовала ей — такие теплые нотки звучали в его голосе! С ней самой Зак никогда так не разговаривал.
— Да, — говорил он, — за мной очень хорошо ухаживают. Но я не могу злоупотреблять гостеприимством Кэтрин.
Кэтрин вмешалась:
— Ты не…
— Да, давай их к телефону. — И она догадалась, что девочки Венди вырывают у нее трубку. — Привет, дорогая!.. Да, это дядя Зак… Конечно, я скоро приеду… Да, обещаю… Привет, малышка… Извини, конечно, ты уже большая. — Он нежно улыбался. — На твой день рождения? Может быть. Я постараюсь… Нет, папа со мной не приедет, дорогая. Не в этот раз. — Улыбка сползла с его лица.
Кэтрин почувствовала, что у нее наворачиваются слезы. Трехлетней девочке невозможно объяснить, что ее папа умер. Особенно папа, который отсутствовал дома неделями, а то и месяцами.