Лора Брантуэйт - По мосту через пропасть
Анна не сдержалась, фыркнула. Ну и странные же представления у Джеймса о значении слова «поладили»!
Не стоит фыркать при клиентах. Так недолго всех их распугать. Видимо, от одиночества все-таки начал портиться характер. А ведь Лин предупреждала…
— Что-нибудь еще закажете? — поинтересовалась Анна. Трафаретно улыбнулась Адриану, потом Сьюзен.
— Пока ничего, спасибо, — кивнула Сьюзен.
Кофе был вкусным. Обжигающий, ароматный, дразнящий, с нежным оттенком шоколада. Сьюзен такого никогда не пила, хотя кофе очень любила и пробовала его во многих местах. Мне такого не сварить никогда, подумала она, и эта мысль почему-то застряла в ней как ржавый гвоздь. Ну и что, казалось бы, с того? Она все равно пользовалась только кофеваркой, а чаще — отдавала распоряжения прислуге. Велика беда…
Но то, что эта немного странная, обаятельная, жгучая своей не-красотой женщина так явно превосходила ее хоть в чем-то, действовало Сьюзен на нервы, как болезненный прыщик над губой: можно делать вид, что его нет, прятать под слоем косметики, но все равно больно артикулировать и улыбаться, а целоваться и вовсе не захочется.
Между этой Анной и Адрианом определенно что-то есть. Сьюзен нутром ощущала, как проскакивают электрические разряды, разве что искр не было видно. Хотя, пожалуй, если бы в зале было потемнее…
Хорошо, что тетя Маргарет на ее стороне. Вовремя предупредила. А то сидела бы Сьюзен в Челси и тихо страдала, пока ее счастье уплывает в руки к какой-то непонятной особе, у которой ни образования, ни амбиций, ни бюста… Да здесь же настоящая буря чувств!
Сьюзен в ранней юности, как и всякая романтичная барышня, начиталась достаточно романов о любви, чтобы точно знать, что такое буря чувств и что бывает, если она внезапно решит разразиться.
Разговор с Адрианом не клеился.
— Хорошо, что я увидела этот город именно осенью. Он такой уютный.
— Да.
— А я всегда думала — и как только люди живут в маленьких городах?
— Хм.
— Как на другой планете.
— Тебе добавить сливок?
Он, по-видимому, был не в настроении что-нибудь рассказывать, а слушать не мог — мысли были заняты другим.
Теперь Адриан убедился, что между Джеймсом и Анной что-то было. И для нее это прошло не без эмоций. Ее лицо исказилось всего на мгновение, но он заметил. Что это — ей неприятно, что он в курсе? Она хотела скрыть? Или Джеймс оказался недостаточно хорош для нее? Вряд ли последнее, в бешеном темпераменте брата Адриан не сомневался. Любая женщина была бы счастлива раствориться в его объятиях, а тем более женщина опытная, страстная, у которой давно не было мужчины… Хотя откуда, к чертям, ему знать про ее мужчин?!
— Эйд? — осторожно спросила Сьюзен.
— Что?
Она взглядом указала на его правый кулак. В кулаке он сжимал погнутую кофейную ложку.
— Ох.
Сьюзен, видимо, сделала какой-то вывод насчет этого дикого жеста, но Адриан не стал уточнять, какой именно. По крайней мере, если она заподозрит у него какую-нибудь агрессивную форму шизофрении, он скоро об этом узнает — врачи расскажут. В том, что Сьюзен сдаст его тете Маргарет, раз уж они теперь такие подруги, а тетя сдаст врачам, Адриан не сомневался ни на йоту.
— Ты в порядке? — осведомилась Сьюзен. Странно, но вопрос прозвучал скорее официально, чем по-дружески заинтересованно. Она что, злится?
— Да, в полном. Анна!
— Что? — Анна выглянула из кухни, куда ушла минуты три назад.
— Прости, я тебе ложку… испортил.
Анна недоуменно взирала на испорченное имущество.
— Включи в счет, пожалуйста.
— Хорошо. — Пожала плечами. Снова скрылась в кухне.
Он псих. Абсолютный. Анна вспомнила, как Дерек однажды так же сломал карандаш — механически, зло, и ее передернуло. Ладно. Может заплатить ей три фунта компенсации морального и материального ущерба и быть свободен!
Анна уселась на высокий табурет, который просто так стоял у стенки, и подперла кулаком подбородок. Скорее бы они ушли. Ну скорее бы! Поиздевались и хватит. В том, что этот визит задумывался именно как издевательство, не осталось никаких сомнений. Иначе он хотя бы сделал вид, что хочет что-то с ней обсудить и привлечь к этому Сьюзен. Он же светский лев, в конце концов, чему его там учили…
— Анна, принеси счет, пожалуйста!
Анна закусила губу почти до крови. Никогда прежде она не чувствовала себя с Адрианом простой официанткой, он называл ее «осенней феей» и относился соответственно, а тут… Как обслуга в дешевой закусочной, ну правда!
К слову об иллюзиях и самообмане. Кого же еще он может в ней видеть, как не официантку? Повара, что ли?
Она швырнула в угол маленькое махровое полотенце с безобидным розовым осьминогом, из которого методично выщипывала нитки, когда нужно было чем-то занять руки, чтобы не сойти с ума. Похоже, сегодня осьминог изрядно полысеет. Впрочем, так ему назначено природой. Лысый осьминог выглядит гораздо естественнее, чем осьминог пушистый.
Она распрямила плечи и вышла из кухни. Аккуратно выписала счет, подала его Адриану.
— Жаль, что вы уже уходите, — солгала она, нисколько не заботясь о том, чтобы вежливая ложь прозвучала правдоподобно.
— Нужно бежать, ты прости. Но мы обязательно зайдем еще.
Анна кивнула с видом «ну заходи, заходи, но не забудь гранаты: человечинку я люблю под гранатовым соусом».
— Приятно было познакомиться, Сьюзен.
— Взаимно, Анна.
Сьюзен встала, и Анна с мрачным удовольствием обнаружила, что Сьюзен на высоченных шпильках как раз одного с ней роста. Приятно знать, что можешь посмотреть на соперницу сверху вниз. При случае. Вряд ли, конечно, такой случай Анне представится…
Адриан не повернулся помахать ей рукой от двери, как обычно. Он смотрел на спину Сьюзен, прикрываемую изысканным плащом цвета «пепел розы». А Анна смотрела на его спину и ощущала, как в полной тишине кофейни обвивается вокруг нее тугим коконом немая тоска.
Двигаясь медленно, как в толще воды, преодолевая ставшее нестерпимым сопротивление резинового воздуха, Анна погасила светильники, заперла дверь, даже не удосужившись повесить на нее табличку «Извините, закрыто», поднялась по высоким ступенькам на второй этаж и упала на кровать. Матрас за время ее отсутствия, вероятно, покрылся каменной коркой, потому что падение отдалось в спине сильной тупой болью.
— Это просто жар. Меня лихорадит, — сказала себе Анна. Сказала вслух, наверное, чтобы убедительнее прозвучало.
Она лежала, неспособная пошевелиться, и смотрела в стену — потолок скучен. На стене дышали тени, отбрасываемые ветвями высокого каштана, растущего под окном, набегали, как тучи, на города, чьи очертания Анна угадывала в мозаике пятен и линий на лиловато-розовых абстракционистских обоях, на круглый, как луна, плафон ночника, который хорошо бы зажечь, но нет сил…
