Тара Памми - Черное сердце
Но Зохра не была похожа на женщин, которых он знал раньше. С ней его тело сгорало от страсти и желания трогать, целовать ее.
Айан провел языком по пульсирующей венке на шее жены. Вкус ее кожи усилил напряжение, барабанящее ему в виски. Бедра Зохры машинально раздвинулись, приглашая его в себя. Дрожь этих бедер порвала последнюю нить, связывающую Айана с реальностью.
Зохра извивалась, хрипло стонала. Груди ее терлись о его крепкую грудь, его эрекция была тверже стали. Он лизал ее возбужденный сосок, и она извивалась, как кошка; пальцы теребили его волосы, вцеплялись в них, тянули к себе. Айан обхватил ее сосок губами, и Зохра выкрикнула его имя. Этот крик шел словно из самой глубины ее души.
— Прошу тебя, Айан, — шептала она ему в ухо перед тем, как укусить его мочку. — Я хочу трогать тебя.
Покачав головой, принц провел пальцем по набухшей плоти между ее ног. Зохра вцепилась зубами в его плечо. Он ввел палец ей внутрь. Она была такой влажной и готовой к его проникновению. Айан хотел снова отправить ее на седьмое небо блаженства, довести до экстаза, насладиться вкусом и запахом ее кожи. Вид ее розовой плоти, влажной и жаждущей, вкупе с его собственным голодом — неумолимым и эгоистичным — взрывал его и без того шаткий разум.
Широко раздвинув ей ноги, Айан провел членом по ее мокрому входу. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Пот выступил на его лбу, он жаждал обладать ею.
— Раздвинь ноги, Зохра, — велел он ей и не узнал свой голос.
Она послушно развела бедра еще шире. Тогда Айан положил руки ей на бедра и вошел в нее резким, стремительным движением.
Звезды вспыхнули перед глазами Зохры. Она крепко обняла его ногами и прижала к себе. Жар обжигал его мышцы, заставлял двигаться быстрее. Стенки ее влагалища влажно обжимали его твердый член. Он выходил из нее и врывался обратно, и так снова и снова. Пока неподвижность ее тела не пробудила его воспаленный похотью разум.
Посмотрев в глаза принцессе, Айан увидел отражающуюся в них истину. И истина эта шокировала его.
— Ты соврала мне, — прошипел он и выругался так грубо, как не делал никогда раньше.
Сожаление с удовольствием вместе. Он вышел из нее; плечи его были как стальные прутья от напряжения, когда он нависал над ней, опираясь на руки, стараясь быть грубым и ласковым одновременно.
Наклонившись к жене, он поцеловал ее в губы.
— Не двигайся, Зохра, — процедил он сквозь стиснутые зубы. Кожа его блестела, волосы были взъерошены, он сходил с ума от желания продолжить.
— Мне не больно, Айан. Уже не больно. Мне… — Зохра обхватила его плечи, глядя в его глаза. — Да, Айан, мне больно и так хорошо от этого. Прошу тебя, еще.
Выругавшись по-арабски, он снова вонзился в нее. Гортанный стон Зохры отозвался в каждой клеточке его кожи; от ритмичного движения ее бедер туманился взор.
Наслаждение пропитывало тело принца, будоражило его нервные окончания; во всем мире для него не было ничего, кроме теплой влаги Зохры, его жены. Он начал инстинктивно увеличивать темп. Его проникновениям не было конца; слова, что слетали с его губ, не поддавались никакой цензуре. Зохра двигалась с ним в такт, идеально попадал в ритм. Стоны ее становились более частыми и алчными. Принц умолял себя дождаться ее оргазма.
Он стал тереть ее возбужденный клитор, когда очередной оргазм накрыл Зохру словно неистовый ураган. Мышцы ее сокращались вокруг его твердой плоти, давая ему всю полноту наслаждения. Он вошел в нее снова и кончил сам — взрывным оргазмом, отозвавшимся в каждом его нервном окончании.
Пик наслаждения спал, и голова принца вновь переполнилась вопросами.
Зохра машинально положила руки себе на грудь, стыдливо закрывая ее от Айана. Их тела еще были соединены. Багровый румянец залил щеки принцессы.
— Ты была девственницей, — тихо сказал Айан.
Она подняла на него глаза:
— Да.
Принц убрал руки Зохры с ее груди. Желание овладеть ею заиграло в нем с новой, еще большей силой. Набухшие бледно-розовые соски так способствовали этому.
— Но ты сказала…
— Отпусти мои руки, Айан, — перебила его Зохра, краснея еще сильнее.
— Нет, — ответил он, пожирая ее жадным взглядом, снова ощутив эрекцию.
Карие глаза Зохры округлились.
— Неужели ты…
— Да, habibi. Это далеко не конец.
Гнев на ее ложь сменился дерзким, первобытным мужским голодом. Айан нахмурился, хотя ярость его отступила.
Ярость… Без нее не бывает страсти. А страсть, как и любовь, была чувством, на которое он не был способен раньше. Но в этот момент он не мог укротить в себе ни одно из нахлынувших чувств.
Вопросы кипели в его голове, но он боролся с ними. В своей постели она не будет произносить имя другого мужчины. Ни сегодня, ни когда-либо в будущем.
Он — единственный, кто овладел Зохрой. Единственный, кто познал ее в самом интимном понимании этого слова.
Обвив руками его шею, Зохра повела бедрами из стороны в сторону. Это эротичное движение сделало эрекцию принца еще тверже.
Запах их разгоряченных тел — самый соблазнительный афродизиак.
— Ты соврала мне.
— Чтобы не допустить нашей свадьбы, — ответила Зохра. — Файзаль чтил традиции и ничего от меня не просил до женитьбы. Я часто шутила над его старомодностью. Все эти обычаи придумали много веков назад. И я…
Она замолчала. Тогда принц приподнял ее подбородок так, что теперь взгляд Зохры был устремлен прямо на него.
— Закончи, что хотела сказать. Потому что это последний раз, когда я терплю его имя на твоих губах.
Зохра смотрела на него, не моргая. Повисшая пауза и глубина ее волшебных глаз лишь доказывали, сколь сильное влияние имеет на Айана эта женщина. Он и сам понимал это.
— И я рада, что он не просил, Айан.
Он закрыл глаза, погружаясь в облако страсти, повисшее между ними. Затем бедра его двинулись вперед, внутрь ее. «Она была девственницей», — напоминал себе Айан, стараясь не думать об этом. Значит, ему нужно быть ласковее. Пусть эта мысль и слегка запоздала. Нужно, чтобы ее тело привыкло к нему.
— Почему я так рад, что он не сделал это, Зохра? — спросил он. — Почему мне так приятно, что ты не знала никого, кроме меня?
Зохра запустила пальцы в свои роскошные волосы, и это неосознанное движение было настолько чувственным, что разум Айана помутился. Не владея собой, он обрушился на ее груди, принялся мять их, теребить соски.
— Мне тоже приятно, что ты не помнишь тела ни одной женщины, — прошептала Зохра. — Значит, тебе не было ни с кем так хорошо, как со мной.
Он наклонил голову, чтобы облизать ей сосок. Зохра дернулась, и теперь пришел его черед стонать.
