Розали Эш - То свидание в Кембридже…
— Марко!
— Папа!
Полли едва-едва успела схватить Бена за руку, чтобы он не бросился бежать вниз по лестнице. Они вместе медленно спустились вниз.
Марко наклонился, поднял Бена на руки, прижал к себе и расцеловал в обе щеки. Потом, отодвинув от себя, выразил искреннее восхищение его нарядом. Бен принялся неудержимо трещать о том, что произошло с ним сегодня, а Марко протянул руку Полли. Она сжала ее в своей и нежно заглянула ему в глаза.
— Как поживаешь? — мягко спросил он. — То, что ты превратилась в замарашку, я уже вижу.
— Скучаю по тебе. — Она провела рукой по лицу и со смехом посмотрела на свою грязную ладонь. — А ты?
Голос Марко стал хриплым.
— Скучаю по тебе.
— Папа, ты не слушаешь!
— Извини, Бен… — Марко подбросил извивающегося от смеха Бена высоко вверх и улыбнулся ему. — Не слушать — это величайшее преступление, — торжественно заявил он, опуская мальчика. — Так же, как не доверять и не прощать…
Кровь хлынула Полли в лицо.
— Бен… — Она сняла меховую накидку с плеч сына. — Дорогой мой, маме и папе надо о многом поговорить; помоги Мэри с обедом, ладно?
— И в самом деле, мой милый, — хлопотливо сказала Мэри, протягивая Бену руку. — Скоро придут Пип и Дави; поможете мне лепить пирожки, хочешь?
Пип и Дави были двумя представителями многочисленной оравы племянников Мэри, приятелями Бена.
Бен засунул большой палец в рот.
— Папа опять уедет?
Полли взглянула на Марко, ее сердце сжалось. В его темных глазах она прочитала немой вопрос.
— Нет, — сказала она Бену, слезы блеснули и пропали. — Я не думаю, что папа опять уедет.
— Бен прекрасно выглядит, — сказал Марко.
— Да. Он носится с племянниками Мэри по пляжу, как совершеннейший дикарь.
— Так у него не появился страх воды?
— Об этом и речи нет.
После первых минут нескрываемой радости они снова говорили с осторожной вежливостью. Как пара незнакомцев, подумала она, ощутив укол беспокойства. Марко снова пытался держаться от нее на расстоянии.
— Я решила немного ослабить свой надзор за ним. Но его любовь к приключениям растет пропорционально мастерству пловца. — Она слегка улыбнулась. — Я пытаюсь не слишком опекать его, но это очень тяжело.
Смыв с лица пыль и паутину, она провела Марко в маленькую гостиную, выходящую окнами в палисадник.
— Я не был в этом доме десять лет, — пробормотал он. — С тех самых пор, как бабушка Гамильтон бросила мне в лицо оскорбления.
Ее сердце дрогнуло в груди.
— Не надо, Марко… — напряженно вырвалось у нее. — Не возвращайся снова к старому…
— Не беспокойся, не собирался. Просто странно себя чувствую, только и всего. Полли, иди сюда. — Он сел на край кушетки. Лицо его было непроницаемо.
Ее охватила паника. Наверное, он заехал сказать, что все кончено. Марко намекал на это на Фавиньяне. Они обязаны все распутать, сказал он тогда. Нет, она не позволит ему уйти.
— Пока тебя не было, я не сидела без дела, — быстро заговорила она, остановившись перед ним, в волнении обхватив себя руками. — Мэри мне помогала с Беном, а я смогла разобраться с «Семейным древом», думаю, что при достаточном компьютерном обеспечении смогу продолжить эту работу и в Тоскане…
— Очень хорошо. Полли…
— И Джени говорит, что справится с работой в Англии. Мы можем использовать электронную почту, чтобы поддерживать контакт.
— Замечательные новости. — В его глазах мелькнула искорка, значение которой она не смогла распознать. — Полли, я буду счастлив обсудить планы продолжения твоей карьеры, но, может, об этом позже? Не стоит ли сейчас поговорить о наших отношениях?
Полли затаила дыхание. Она была не подготовлена для разговора, от результата которого, возможно, зависела вся ее семейная жизнь.
Марко взял ее за руку и притянул к себе.
— Дорогая… твои слова… — начал он неуверенно. — Ты как будто уверена, что наш брак состоялся?
Ее сердце дрогнуло. Он сжал ее руку крепче.
— Да, — сказала она вызывающе. — Это не так?
Он закрыл глаза.
— Я не заслужил тебя, любимая, — прозвучал тихий ответ. — Простишь ли ты меня?
Она глядела на мужа, словно не видела его не три недели, а три года. Вокруг его глаз и губ залегли тени, взгляд пристально и вопросительно был устремлен на нее. Сердце ее переполнилось любовью.
— За что же?
— За то, что вел себя как недоразвитый, самовлюбленный негодяй, за то, что уехал в Рим, за то, что так обращался с тобой.
Ее глаза опустились на их соединенные руки.
Она тихо проговорила:
— Не спорю, мне было больно. Почему ты уехал?
— Потому что не соображал, что к чему, — признался он. — Даже после того, как ты рассказала мне об откровениях Софи. Я думал худшее: что ты проигнорировала мои попытки наладить отношения после Кембриджа, что ты влюблена в студента Пола, что ты прятала от меня Бена потому, что знать меня не хотела… — Он глубоко вздохнул. — Простишь меня? Мне так стыдно, дорогая, что я оставил тебя и Бена в ту самую минуту, когда был нужен больше всего…
— Да, я прощу тебя. Но только если ты возвратился, чтобы никогда больше не уезжать.
— Есть еще один вопрос, на который я хотел бы получить прямой ответ, — продолжал он осипшим голосом. — Ты любишь меня, Полли?
Она замерла. Глаза их встретились.
— Конечно, да, — просто ответила она. — Теперь твоя очередь.
— Полли, сага… Я люблю тебя так давно, что забыл, когда не любил. Не могу поверить, что сам чуть все не испортил…
— Ты с ума сошел? — взорвалась она. — Просишь моего прощения, когда большая часть вины моя! И Софи! Все эти годы я не знала о них… — Она дрожащими руками протянула ему письма. — Помнила лишь твой ужас тогда, в Кембридже…
— Я ужаснулся лишь самому себе. Ведь ты была девственницей. Да еще в таком состоянии, что не могла мыслить трезво, не отдавала себе отчет в том, что делаешь…
— А я думала, что ты принадлежишь Софи. И считала, что навязываться тебе со своей беременностью значило испортить ваши отношения…
Оба на минуту замолкли.
— А Пол? Почему ты уехала с ним в Америку?
— Пол был… и остается просто другом… — Она подавила короткий виноватый смешок. — Поездка с Полом была запланирована задолго до бала в Кембридже. Его сексуальные предпочтения лежат в другой плоскости, — сказала она, покраснев под прищуренными глазами Марко.
— Голубой? — Марко глядел недоверчиво, затем покачал головой. — Все эти годы я ревновал тебя к нему! Софи говорила мне, что у вас серьезный роман… — Он криво усмехнулся. — Рассказывала, что вы как любовники поехали в Америку…
— Меня теперь не удивит ничего, что бы Софи ни рассказывала. — Ее лицо покраснело еще больше. — Твои письма открыли мне глаза, понимаешь?
— Почта у вас просто никудышная. А ведь я наклеивал первоклассные марки.
Она кивнула, рассмеявшись.
— Подозреваю, что не обошлось без вмешательства свыше. Бен нашел их в сундуке с одеждой на чердаке. Извлекая из груды тряпок треуголку, он уронил их мне прямо под ноги.
Марко глянул недоверчиво.
— Софи не сказала, куда их дела?
— Нет. Говорила, что забыла.
Недолгое его молчание сменилось озорной улыбкой.
— Действительно вмешательство потусторонних сил. Хотя и не уверен, что мне приятно, когда читаются мои любовные признания четырехлетней давности…
— Ты хочешь сказать, что сейчас чувствуешь по-другому?
Он торжественно кивнул, затем взял ее лицо в свои ладони.
— Я лучше узнал тебя. И чувства мои стали глубже.
— Я читала твои признания прямо перед твоим приходом, — прошептала она, полусмеясь-полуплача. — О, Марко, я разделяла твои чувства. Знай: я любила тебя с тринадцати лет!..
Марко застонал, притягивая ее к себе.
— А я полюбил тебя тогда, когда ты приехала в Прицци с Софи…
— Что было не так в тринадцать лет?
Он затрясся от смеха, прижимая ее крепче.
— Скобки на зубах, косички.
Она извернулась, пытаясь возмутиться. Он поцеловал ее; этот долгий, жадный поцелуй прервал разговор, заставляя вспомнить о желаниях, угрожающих овладеть обоими.
Когда они оторвались друг от друга, Полли сказала, что у нее такое чувство, будто они существовали врозь долгие годы, а не недели.
— Марко, я с ума сходила…
— Я тоже, — сказал он хрипло, обхватывая ее за талию, лаская живот над шортами. — Милая Полли… мне так жаль. Это все гордыня. Я пытался забыть то, что ты говорила мне во время ссоры. Думал, ты вышла за меня только из-за Бена. А потом Лучано сказал, что Софи говорила ему, как ты любишь меня…
— Софи? — Полли моргнула, на губах появилась легкая улыбка. — Ну что ж, если она смогла сделать хоть что-то, что послужило исправлению причиненного вреда, то не такая уж она плохая.
