Шерил Уитекер - Перед алтарем
— Только вот серьги наденьте сами, хорошо?
— Хорошо.
Через пять минут они уже сидели в такси.
— Тони, дорогой? — прозвучал из-за двери женский голос. — Это ты?
— Да, мама. — Почувствовав волнение Джулианы, он взял ее за руку и ободряюще улыбнулся. — Не волнуйся.
— Тони, наконец-то. — Сеньора д'Агилар обращалась к сыну, но смотрела на невестку. —Проходите в гостиную.
Джулиана огляделась. Вопреки ее ожиданиям, их не встретил седовласый дворецкий, на стенах не висели средневековые щиты с фамильным гербом, мечи и шпаги, а хозяйка дома совсем не походила на тяжелобольного человека, одной ногой стоящего в могиле.
— Отец сейчас спустится, — продолжала мать Тони, — а я загляну в кухню.
— Кто там у вас сегодня? Долорес?
— А кто же еще? Только она умеет приготовить настоящую паэлью.
Тони обнял Джулиану за плечи.
— Пойдем, я покажу тебе библиотеку.
— Только не задерживайтесь, — напутствовала сына сеньора д'Агилар.
Библиотека представляла собой просторную комнату с забитыми томами деревянными стеллажами, двумя огромными креслами, массивным столом и внушительным камином. Портреты в тяжелых старинных рамах придавали помещению несколько мрачный колорит, вполне, впрочем, уместный в этом хранилище знаний и традиций.
— Чем занимается ваш отец? — поинтересовалась Джулиана, подходя к стеллажу, где теснились солидные фолианты в кожаных переплетах.
— У него была обувная фабрика, но он продал ее лет десять назад и сейчас живет на доходы от двух ресторанов и отеля. Не самое благородное занятие для главы знатного рода, но жизнь в Испании уже не та, что прежде.
— Ваши родители хорошо говорят по-английски.
— Да, отец учился в Англии, а мама выучила язык самостоятельно. Раньше они каждый год ездили за границу, ведь у нас много родственников по всему миру.
Джулиана подошла к портрету, изображавшему средних лет мужчину в военной форме. Жесткий взгляд, гордая посадка головы, плотно сжатые губы и высокомерное выражение лица выдавали в нем человека сильной воли, привыкшего повелевать и не склонного прощать людям мелкие слабости.
— А это?..
— Мой дед, генерал в армии Франко, — коротко ответил Тони. — Я не очень хорошо его помню: он умер, когда мне едва исполнилось шесть лет.
— Скажите...
Джулиана не успела задать вопрос, потому что из коридора послышался голос сеньоры д'Агилар, приглашающей их на ужин.
Опасения Джулианы не оправдались. Ужинали вчетвером в скромной столовой на первом этаже. Прислуживала кухарка Долорес, Не зная ни слова по-английски, она старательно заботилась о Джулиане, то и дело предлагая ей все новые блюда, причем в таких объемах, которые удовлетворили бы и обжору Гаргантюа.
Из уважения к гостье за столом говорили по-английски. Мать Тони задавала Джулиане вопросы, сформулированные таким образом, что ответить на них можно было и простым кивком. Сеньор д'Агилар инициативы узнать что-то о жене сына не проявлял, но охотно поддерживал разговор на общие темы. Тони преимущественно молчал и, лишь когда Джулиана взглядом молила его о помощи, приходил ей на выручку.
Когда ужин, растянувшийся на добрые полтора часа, наконец закончился, сеньора д'Агилар объявила, что желает лично показать невестке дом. Тони помог Джулиане встать из-за стола, обнял ее за плечи и поцеловал в шею.
— Надеюсь, дорогая, у тебя хватит сил подняться по лестнице? — с улыбкой спросил он.
Покрасневшая до корней волос Джулиана только кивнула. Конечно, Тони лишь хотел продемонстрировать родителям прочность и близость их отношений, и, надо признать, это ему удалось — граф и графиня обменялись многозначительными взглядами, — но Джулиане-то от этого легче не стало. Плохо соображая, что к чему, она, смущенно улыбаясь, поспешила выйти из столовой.
Когда они оказались наконец на улице, вечер уже сменился ночью. Правда, людей, фланирующих по тротуарам и площадям, меньше не стало. Тони, довольно бесцеремонно заставив Джулиану взять его под руку, предложил прогуляться.
— О чем вы так долго разговаривали с мамой? — спросил он деланно равнодушным тоном.
— О многом, но вам это вряд ли интересно, — небрежно ответила Джулиана. — Кстати, я разговаривала по поводу болезни вашей матери с доктором Бродериком. Завтра мы вышлем ему результаты последнего медицинского обследования. Возможно, он найдет способ обойтись без хирургического вмешательства, но на всякий случай...
— Понятно. Вы и это обсудили?
— Конечно.
— Мне бы не очень хотелось...
Но теперь уже Джулиана не позволила ему продолжить.
— Меня меньше всего интересует ваше мнение. Вы не интересовались моим, когда заманивали в ловушку. Ваша мать нуждается в квалифицированном лечении, и я вижу свой долг в том, чтобы помочь ей.
Трудно сказать, что подействовало на Тони: звездное небо, растворенный в воздухе аромат цветов и моря или что-то еще, но он вдруг остановился, повернул Джулиану к себе лицом и, наклонившись, крепко поцеловал в губы.
Она не успела уклониться, застигнутая врасплох, а потом... потом Джулиана растаяла, утратила волю и забыла о здравом смысле. Все вокруг исчезло. Осталось только пламя желания, поглотившее ее сразу и целиком. Наверное, Тони мог бы делать с ней все, что угодно, но он предпочел отступить.
Джулиана нехотя открыла глаза и наткнулась на его насмешливый взгляд.
— Что вы себе позволяете? — Она попыталась придать лицу оскорбленное выражение, отчетливо осознавая тщетность своих усилий.
— Всего лишь хотел поблагодарить вас за заботу о моей матери, — с невинным видом сообщил Тони. — И, по-моему, такая форма благодарности вполне вам по вкусу. Не желаете повторить?
Джулиана сердито топнула ногой и отвернулась.
Некоторое время они шли молча, то и дело обходя целующиеся парочки или шумные компании, минуя выставленные на тротуар столики, за которыми люди самого разного возраста пили вино, разговаривали, слушали музыку или просто смотрели друг на друга. С наступлением ночи город ожил и теперь веселился, выплескивая накопившуюся энергию, не думая о завтрашнем дне, заряжаясь бодростью и оптимизмом.
Наблюдая со стороны этот шумный и пестрый калейдоскоп жизнелюбия, Джулиана думала о том, что никогда не смогла бы стать здесь своей и что попала сюда случайно, словно сбившаяся с пути птица, и что, когда вернется домой, здесь о ней никто не вспомнит.
Щемящая тоска сдавила грудь, и она попыталась сделать глубокий вдох, но вместо этого издала негромкий, но отчетливо прозвучавший звук, похожий на всхлип, звук совершенно неуместный посреди царящего вокруг веселья.
