Джастин Дэйвис - Лунные любовники
Глава двенадцатая
Лунный свет превратил Харлана не только в безумца, но и в глупца. Тому, что он сделал, можно было найти только такое объяснение.
Он готов был из кожи вон лезть, лишь бы находиться рядом с ней. Харлан изнывал от чувства сомнения каждую ночь: или убраться как можно дальше от Эммы, или бежать к ней сломя голову.
Знать бы только, какой прием тебе окажут?
Харлан вздохнул при этой мысли, понимая, каков будет ответ. Если бы он знал, что она воспламеняется от одного лишь прикосновения, то давно бы пробрался в ее постель. А теперь, почувствовав, как чутко она откликается на его ласки, как, черт возьми, он будет держаться от нее в стороне?
Идиот, сказал он себе. Ты лежишь здесь в агонии, смотришь на все тот же поток лунного света через иллюминатор и думаешь, как она выглядит и как отзывается на ласки. И тебя некому упрекнуть, кроме самого себя. Надеюсь, теперь ты счастлив, Маккларен.
Он пытался успокоить свое возбужденное тело холодным душем, но не удалось. Харлан подремал немного, ежечасно открывая глаза, чтобы взглянуть на часы. К счастью, солнце всходило рано в это время года, поэтому в пять часов он сдался и встал с постели, как и должно быть. Харлан заказал новый датчик, но пока его доставят, нужно заняться еще чем-нибудь.
С легким изумлением он обнаружил, что ему лучше — не то чтобы он полностью обновлен, но ему определенно лучше, чем во время прибытия на этот борт, — больше энергии, меньше усталости. Впервые Харлан посмел надеяться, что его выздоровление близко.
Вот чего он никак не ожидал, так это того, что Эмма уже поднялась и, судя по потрясающему аромату, пила кофе. Если бы только он мог обойтись без кофе, то удалился на другой конец судна и занялся чем-нибудь, лишь бы не встречаться с ней лицом к лицу. Харлан откровенно трусил, но ему был необходим кофе.
В то мгновение, когда он увидел ее и эту застенчивую, нерешительную улыбку, понял, что дело будет обстоять так, как он и опасался. Он не знал, о чем говорить. Молчать? Извиниться за лунное безумие? Вести себя, словно совсем ничего не произошло?
Харлану понравилась последняя идея, но он как-то сомневался, что Эмма примет такое условие игры.
И, словно подтверждая его сомнения, она сделала движение навстречу ему, будто ждала продолжения прошлой ночи.
Харлан заговорил первым:
— Ты собираешься и дальше работать на этом белом слоне, который твой любимый Уэйн оставил тебе?
Эмма моргнула и слегка отступила назад, и только сейчас Харлан понял, насколько резко выразился. Но все-таки он почувствовал себя свободнее, когда она отпрянула, — так как-то безопаснее.
— Ты сказал, что это было все его имущество, поэтому я не вижу поводов для издевок.
— Я просто подумал, что если он так сильно заботился о тебе, то мог бы оставить кое-что посущественнее.
Харлан знал, что выглядит брюзгой, но уже не мог остановиться.
— Я уверена, он пытался…
— Проклятье, Эмма, когда ты перестанешь выгораживать его?
Излишняя горячность Харлана всегда пугала ее, но он решил, что пора объясниться.
— Он был…
— Иллюзия! Ты представляешь его ребенком, которого знала когда-то и которого давно нет.
— Это ты не знал его! — сказала она с болью в голосе.
Одна часть души Харлана желала отступить и ослабить боль, причиняемую Эмме, но другая, обозленная, жаждала сорвать шоры с ее глаз и поставить перед правдой.
— Не знал. Я только знаю, кем он был в конце своей жизни, — алкоголиком и наркоманом. И это продолжалось годами. Чудо, что он не умер давным-давно и не захватил с собой кого-нибудь еще!
Эмма опустила голову, и Харлан увидел, как она часто заморгала.
Проклятье, я хотел разозлить, но не обидеть ее!
Он ожидал, что из-за своей слепой преданности к покойному двоюродному брату Эмма разъярится, повернется и уйдет.
До него только сейчас дошло, как жаждал он, чтобы она ушла. И это не на шутку напугало Харлана.
Никогда ранее он не использовал такие уловки, чтобы прогнать женщину. Так почему использует сейчас? Почему так важно для него прогнать Эмму? Отчего он поступил инстинктивно, даже не разобравшись, что происходит?
Сейчас именно этот инстинкт орал ему: Эмма подбирается слишком близко! Мозг Харлана бубнил эти слова снова и снова.
Харлан понимал, что это всего лишь отговорка, что настоящий ответ кроется глубже и что он никоим образом не готов принять его.
Эмма подняла голову и посмотрела на него: в ее глазах стояли слезы. Харлан в который раз почувствовал себя не в своей тарелке.
— Я не хотел говорить с тобой таким образом, — сказал он сокрушенно, хотя в действительности желал поступить именно так, как получилось. Чего он не мог предвидеть, так это ее реакции.
— Иногда правда ранит, — голос Эммы был грустным, будто она долго боролась, прежде чем поверить.
— Эмма…
Она подняла руку, чтобы остановить его.
— Все хорошо. Я знаю, это правда. Уэйн был намного более испорчен, чем я думала.
Эмма искоса посмотрела на Харлана — у него сжалось в груди. Пусть сказанное им было правдой, но он сожалел о своем порыве гнева. Очевидно, Эмма резко изменила мнение о своем покойном двоюродном брате, но Харлану, к его собственному удивлению, это не очень понравилось.
— Я просто не хотела признать, что мальчик, которого я так любила, стал таким… потерянным. И я не могла признать, что после стольких лет споров с его и моими родителями я оказалась не права.
Он подумал, что не следовало подталкивать ее к этому открытию, правда слишком болезненна. Следовало защитить, а не швырять ей в лицо слова жестокой правды.
Защитить ее?
Слова отозвались эхом в голове, поражая его. Он не мог вспомнить, когда в последний раз хотел защитить кого-либо. Обычно Харлан считал, что люди получают по заслугам. Даже он получил по заслугам, ибо знал, чем рискует во время путешествия в эти сонные топи джунглей. Он вытащил несчастливый билет: его схватили. Правда, он выбирался невредимым из худших мест, поэтому считал, что просто поставил в лотерее не на то число. Однако понимание этого не помогло тогда, а нынешняя ситуация, казалось, растревожила его еще больше.
— Должно быть, я кажусь тебе дурой, — начала Эмма, но остановилась, когда Харлан покачал головой.
— Ты — преданная, — сказал он. — Можно долго расхваливать это качество.
— Между преданностью и слепотой очень тонкая грань, — признала она, цитируя его собственные слова в ответ.
— И это тоже верно, — произнес Харлан. — До тех пор, пока ты, в конце концов, не захочешь признать правду…
Она вздохнула.
