Аманда Мэдисон - Полная капитуляция
— Она не оставит Стивена. — Марсело промолчал, Рубен медленно подошел к столу, взял бумаги и пролистал их. — По крайней мере, она оказалась лучшей матерью, чем женой. — Марсело продолжал безмолвствовать. Рубен бросил бумаги на стол. — Сестра уже прилетела?
— Нет, сеньор.
— Дай мне знать, когда она прибудет. А сейчас можешь идти.
Присев на корточки рядом с кроваткой в детской, Рубен осторожно отодвинул полог. Стивен пошевелился во сне, подложил ручонку под щеку и глубже зарылся в подушку.
Мой малыш, мой мальчик!.. Рубен тяжело вздохнул. Нет, дальше так продолжаться не может. И вообще, для детей надо создать некое священной место, где никто не мог бы обидеть нежную детскую душу. Может быть, если бы в детстве его самого лучше защищали, он вырос бы другим человеком.
Рубен осторожно положил руку на головку сына. Она была теплой, волосики — мягкими как шелк.
Ты должен защищать своего ребенка, сказал он себе. Оберегать его хрупкую жизнь, его покой. Его настоящее и будущее.
Впервые за последние дни Рубен ощутил что-то сродни покою. Наклонившись, он осторожно поднял сына на руки и встал. Малыш не проснулся. Легкий, как пушинка, он был для него дороже всех сокровищ мира.
Скрипнула дверь, послышались шаги, и Энн подняла голову. Напрягая зрение, она вгляделась в темноту. В комнате кто-то был и двигался по направлению к ней. Спустив ноги с кровати, Энн испуганно потерла глаза: ей вспомнилась та роковая ночь, когда к ней вторгся незваный гость.
— Энн? — Это был голос Рубена с его едва заметным акцентом. — Ты не спишь?
— Нет. Что случилось?
— Ничего. Тише, он спит, не разбуди его.
Энн тихо ахнула и почти выпрыгнула из постели. Рубен все-таки вернул ей Стива! А тот мягко опустил малыша на кровать и прикрыл одеялом. Энн опустилась рядом и осторожно приложила руку к теплой щечке сынишки. Неужели все это наяву? Ее малыш снова с ней! В ее сердце зажегся огонек надежды.
— Спасибо, — прошептала она, задыхаясь от избытка чувств, — огромное спасибо. — Рубен кивнул и, не говоря ни слова, направился к двери. — Но что все это означает?
При звуке ее голоса он остановился.
— Сам не знаю. — Он помолчал, лицо его хранило замкнутое выражение. — Возможно, это значит, что нам стоит объявить перемирие. Больше никаких ссор. По крайней мере, из-за сына.
— Никогда, — поспешно согласилась Энн. — Спасибо еще раз, Рубен. Я так благодарна тебе!
Открыв дверь, Рубен застыл на пороге. Мягкий свет, струившийся из коридора, освещал его высокую мощную фигуру. Он казался рыцарем из средневековой баллады — прекрасным и ужасно одиноким. Энн внезапно осознала: ее муж был одинок с тех пор, как она его бросила.
Тишина в комнате словно вибрировала от невысказанных слов. Грудь Энн сдавило так, что она с трудом могла дышать. Ей отчаянно захотелось броситься к нему, заключить его в объятия, любить его. Однако образовавшаяся между ними пропасть была слишком глубока, и это пугало.
— Спокойной ночи, Энн. Надеюсь, ты будешь хорошо спать.
— Теперь — да.
— Я тоже. — Рубен повернулся и одиноко шагнул из комнаты, дверь за ним тихо закрылась. Энн прижала к груди Стивена.
Прошли полчаса, час, а она все никак не могла заснуть. Да и какой уж тут сон, когда все мысли заняты Рубеном!
Очень скоро после того, как она врезалась в машину Рубена на автостоянке, Энн поняла смысл слов «событие, которое круто меняет всю жизнь». Из своего роскошного лимузина вышел мужчина, и она испытала настоящий шок. Он что-то говорил, но Энн не слышала. Взгляд ее был прикован к его лицу. Когда-то давно, в какой-то из прошлых жизней, она видела это прекрасно вылепленное лицо с правильными чертами, которое отличала какая-то удивительная гармоничность.
Они познакомились. Он пригласил ее выпить по чашке кофе, и их разговор затянулся до глубокой ночи. Она заметила, как его порадовало, что Энн немало знает о Венесуэле и даже какое-то время жила там с родителями.
С обезоруживающей прямотой Рубен сообщил Энн, что она совсем не похожа на латиноамериканок. Тогда Энн решила, что это комплимент — в том смысле, что в его глазах она — нечто особенное, непривычное. Однако теперь она в своих выводах сомневалась. Более того, именно «непривычность», несхожесть этнокультурных менталитетов в конце концов погубила — или погубит? — их брак.
Она нужна Рубену, в этом Энн уже не сомневалась. Но он ни за что не признается в этом, тем более после того, как она предала его. А она действительно предала его, хоть и сама того не желая. Слишком доверчиво она сблизилась с его сестрой, не подозревая о коварных замыслах Каролины. Но тогда ее терзала неуверенность в себе, ей позарез нужен был наперсник. Энн было недостаточно того, что Рубен любит ее. Ей было необходимо, чтобы он постоянно твердил об этом, доказывал свою любовь.
Она с радостью свалила бы вину за свои комплексы на смерть родителей и тот шок, который пережила, перебравшись к тетке в родную, но почти незнакомую ей страну. Однако Энн понимала, что дело вовсе не в этом. Ведь чувство неуверенности, неудовлетворенность своей жизнью возникли у нее задолго до того, как погибли родители.
Ей всегда трудно было примириться с их кочевым образом жизни. Энн мечтала о собственной комнате с обоями в розовых бутончиках, с ситцевыми занавесками и плюшевыми зверюшками на подушке. Ей хотелось иметь свои полки с книгами, шкаф, набитый игрушками, и другой, полный одежды. А вместо этого у нее был лишь рюкзачок, штук пять поношенных платьиц, старенький плюшевый медвежонок. Родители желали ей только добра. Они свято верили, что являют собой пример поборников истинных ценностей, учили дочь, что вещи не имеют значения, а избыток их лишь связывает человека. А Энн мечтала быть к чему-то привязанной и изнывала от желания иметь нормальный уютный дом. Самой большой ее детской мечтой было проснуться однажды утром и обнаружить, что родители купили двухэтажный домик, окруженный зеленым газоном, в небольшом городке, где по улицам гоняют на велосипедах мальчишки и девчонки. Из этого дома Энн каждый день ходит в настоящую школу и весело болтает с подружками после уроков.
Родители лишь смеялись над ее фантазиями и объясняли ей, что именно от этого они сознательно отказались. Обычная жизнь — не для них.
Энн же почти всю свою жизнь стремилась стать самой обыкновенной. Да и Рубен, хоть и не был обычным человеком, хотел того же, что и она, — стабильности, безопасности, жизни в определенных традициях. Он хотел иметь семью. И детей, об этом мечтали они оба.
Стараясь не разбудить мальчика, Энн осторожно поцеловала Стива в лобик. Она была счастлива снова держать сына в объятиях, его близость успокаивала. Однако спать она не могла — все ее мысли были заняты Рубеном.
