Диана Гамильтон - Прекрасная лгунья
В его глазах светилась нежность, и от прилива любви к нему Милли стало трудно дышать. Какой же он добрый! И как она его любит!
Ради нее он отказался от своего прежнего намерения надеть на Джилли наручники и даже готов предложить ей другую работу. Ради него она не станет и вспоминать о сестре до самого утра.
— Я люблю тебя, — выдохнула Милли. Ей ужасно не хотелось отходить от Чезаре и терять время.
Он легко поцеловал ее.
— Иди, быстро. А то разрушишь все мои планы на эту ночь.
Милли уже шла через просторную спальню к двери ванной, когда ее настиг его голос:
— И не надевай на себя слишком много, cara. Я человек нетерпеливый.
У Милли терпение тоже было на исходе, а потому она вымылась за рекордное время и, посмотрев с пренебрежением на банный халат, побежала в спальню и присела у чемодана. Пальцы нащупали прохладный шелк.
То что надо!
Милли просто остолбенела от восхищения, увидев в лондонском бутике эту черную ночную рубашку. Она хотела надеть ее в первую ночь после свадьбы, но к черту все! Она наденет ее сейчас!
Шелк струился вдоль тела, не скрывая ни одной выпуклости и изгиба. Милли вытащила из чемодана такое же черное неглиже. Немножко откровенно, ну и пусть. В конце концов, она же проведет ночь с мужчиной, который скоро станет ее мужем.
Чувствуя прилив уверенности в себе, она открыла дверь. Чезаре стоял, руки в карманах, у окна, глядя на людный город, и когда Милли двинулась к нему мелкими шажками — рубашка была очень узкая, — он обернулся, и по его лицу расплылась улыбка.
Подойдя к Милли, он взял ее за руки и, держа немножко поодаль, медленно обвел своими темными глазами ее всю, от головы до ног. Милли залилась краской.
Чезаре положил руки ей на талию и притянул к себе.
— Мне даже есть расхотелось, — сказал он низким голосом. — Но мы все-таки попытаемся. — Он коснулся губами ее шеи, и у Милли ослабели колени. — Задержка только добавляет остроты, правда?
Они подошли к низкому столику, стоявшему у пухлого дивана.
Белые льняные салфетки, тяжелые серебряные приборы, красивые хрустальные бокалы, шампанское во льду, блюда с морепродуктами, салатом и пастой. Милли, садясь на диван, подумала, что не сможет съесть и крошки. От сексуального напряжения у нее перехватило горло.
Однако когда Чезаре протянул ей бокал с шампанским и сел рядом, она немножко расслабилась — но только до того момента, как ее колени прикоснулись к его ногам, и по всему телу побежала сладкая волна.
Нет, она сейчас просто с ума сойдет! Дрожащей рукой Милли поставила бокал на стол. Чезаре достал из кармана бархатную коробочку и сунул ей в руку:
— Это тебе, mi amore. Открой.
Они долго смотрели друг другу в глаза. Чезаре ни разу не сказал ей, что любит ее, но его глаза говорили все сами. Милли подняла крышечку и ахнула, глядя на квадратный изумруд в простой золотой оправе.
— Мне? — Ее глаза сияли, как два изумруда.
— Я еще никому и никогда не предлагал выйти за меня. А это… — Чезаре достал из коробочки тоненькую золотую цепочку, которую Милли как-то не заметила. — Ты будешь носить кольцо на этой цепочке, пока мы не скажем обо всем бабушке. Надень ее прямо сейчас, хорошо?
— Но мы уже завтра вернемся!
— Пока нет. Завтра после обеда ты летишь в Пизу, где тебя встретит Стефано, а у меня несколько важных совещаний в Лондоне.
У Милли упало сердце. Она так надеялась, что они с Чезаре вместе вернутся на виллу и скажут обо всем Филомене.
Но она не станет капризничать: в конце концов, у Чезаре огромный бизнес и он из тех, кто увлечен своей работой, а Филомена должна окрепнуть как следует, прежде чем займется приготовлениями к свадьбе.
— Хорошо, — сказала Милли, чокаясь бокалом с Чезаре, — за наше тайное обручение!
— Но это ненадолго, обещаю. — Чезаре подцепил на вилку немного салата и поднес к ее рту. Милли сделала то же самое — и все успокоилось, пока Милли, потянувшись, чтобы достать аппетитный кусочек лобстера, не перехватила взгляд Чезаре, устремленный на ее полуобнаженную грудь.
Положив вилку на стол, он что-то пробормотал по-итальянски, встал и потянул Милли за собой.
— Ну все, всякому терпению есть предел.
И они оказались в спальне.
Даже сквозь затемненное окошко было видно, что извилистая улица, по которой они ехали, неопрятна и замусорена, и Милли впервые стало тревожно на душе.
Проснулась она счастливой, чувствуя во всем теле истому после чудесной ночи. Чезаре принес на подносе завтрак и, присев на краешек кровати, стал завтракать вместе с ней. Потом погладил ее по обнаженному плечу.
— Меня ужасно тянет к тебе, просто не хочется уходить.
— А ты и не уходи, — ответила Милли. Отодвинув поднос в сторону, она потянулась к Чезаре всем телом и, нисколько не смущаясь, дернула вниз его спортивные трусы.
Ну а остальное, как говорится, ясно и без слов.
А потом они полежали, приходя в себя.
Чезаре ушел в гостиную, Милли, одеваясь, слышала, как он говорит что-то по телефону, и ни о чем не могла больше думать, кроме предстоящей встречи с сестрой.
И вот теперь они ехали по грязной улочке, и Милли все больше тревожилась. Словно почувствовав ее настроение, Чезаре накрыл ладонью ее руку.
— Не беспокойся, cara. И не давай ей запугивать или дурачить тебя. Просто скажи про маму, про то, что у меня есть неопровержимые доказательства ее мошенничества, а остальное предоставь мне. Обещаю тебе, я не стану обращаться в полицию.
— Спасибо, — прошептала Милли. — Я знаю, она это заслужила, но…
— Она твоя сестра, вы близнецы, и между вами тесная связь, — договорил он за Милли. — Я понимаю, только очень сомневаюсь, что она чувствует то же. — И, прежде чем Милли смогла напомнить о том, как Джилли в детстве защищала ее, Чезаре сказал: — По-моему, мы приехали.
Машина остановилась перед плотно закрытой дверью, рядом с которой за мутным стеклом виднелись цветные фотографии фривольно одетых девушек в соблазнительных позах. Под каждой стояло имя. Среди них была и Джасинта Ле Бухард.
Чезаре помог Милли выйти из машины и, наклонившись к переднему окну, что-то сказал водителю. Тот кивнул и достал газету.
— Пойдем. — Чезаре взял Милли под локоть, и они пошли по неопрятной дорожке. — Я оставлю тебя наедине с ней на двадцать минут, максимум на полчаса, потом войду. Провожу тебя до аэропорта, а сам полечу в Лондон, — деловым тоном проговорил Чезаре. У него было такое чужое лицо, что Милли смогла лишь пробормотать:
— Спасибо.
Ей вдруг показалось, будто между ними разверзлась пропасть, что он специально отдаляется от нее. Наверное, увидев, до чего докатилась Джилли, он заколебался, стоит ли вообще связываться с ее сестрой, не говоря уж о женитьбе.
