Дженни Лукас - Мороженое для троих
—Сын?
Кровь отлила от его лица.
— Да, — прошептала она. — У нас есть ребенок, Паоло.
Он пошатнулся, словно бетонный пол накренился у него под ногами.
Изабелла отчаянно пыталась ухватить его руку.
—Я хотела тебе сказать. Пыталась!
—Нет. — Паоло не позволил ей до себя коснуться, оставив ее хватать руками воздух. — Он не может быть моим сыном. Ему девять. Ты бы не смогла... не смогла лгать мне так долго.
—Пожалуйста, Паоло! Ты должен выслушать!
—Твоему брату требовался наследник трона, и потому ты отдала ему нашего ребенка?
—Все совсем не так!
—Ты отдала моего сына! — Паоло словно не слышал. — Отняв его у меня. Отказавшись от нашего ребенка, словно он ничего для тебя не значит. Какой же бессердечной матерью ты должна быть!
—Неужели ты считаешь, что мне это нравилось? Я чуть не умерла, отдавая его. Представляться тетей, позволив ему звать мамой кого-то другого...
Его глаза, пылающие как уголья, потемнели, и Изабелла поняла, что напомнила ему: она-то хоть видела своего ребенка, а он — нет.
—Я не знала, что беременна, когда оборвала нашу связь. Я боялась выйти за тебя. Слишком велики казались социальные различия. Тебя стали бы презирать. Ты не знаешь, каков удел королей. Ты бы никогда не смог отказаться от личной свободы...
—И вместо этого ты отказалась от нашего ребенка?
—Поняв, что беременна, — ее голос сорвался, — я пыталась к тебе вернуться. Уговорила маму дать тебе шанс. Чуть не танцевала всю дорогу к твоей квартире... и когда увидела... увидела, что ты целуешь ту женщину.
—Это твои оправдания десятилетней лжи? То, что я искал утешения в приключении, продлившемся одну ночь?
—Я подумала, что не могу доверять тебе!
—Верно. Потому что я сын преступника. Ты решила, что должна защитить нашего сына... от меня. И даже будучи моей любовницей, лежа рядом со мной в постели, ты не изменила свое мнение.
—Я боялась! Сказать тебе — значило рисковать будущим Александра! Ты хочешь, чтобы я наплевала на него?
—Ты украла моего сына!
—Прости! Я пыталась сказать тебе. Но чем дольше была с тобой, тем больше боялась. Боялась, что, если скажу, ты станешь меня ненавидеть!
—Правильно боялась. — Воздух с хрипом вырывался у него из груди. — Потому что я никогда не прощу тебе того, что ты сделала, Изабелла. Никогда. Ты бросила нашего ребенка. И, не сказав мне о его существовании, заставила и меня его бросить. Десять лет ты лгала мне. Каждый день последнего месяца, проведенный в моих объятиях. Каждая улыбка, каждый поцелуй были ложью.
—Пожалуйста, прости меня, Паоло, — прошептала она.
Его рука поднялась, словно желая коснуться ее, утешить. Но в последнюю секунду застыла.
—Ты до сих пор не веришь мне относительно Валентины, да?
В ее глазах была мольба.
—Лишь скажи мне правду.
—Правду? — презрительно фыркнул Паоло. — К чему мне себя утруждать? Ты уже все и так решила.
—А чего ты ждал? Я застала вас в спальне...
—Я ждал, что ты будешь верить мне. Вот чего я ждал. Но теперь вижу: это невозможно. Мой бог, — он провел рукой по волосам, растрепал их. — У меня есть сын. Сын, думающий, что я его оставил.
—Паоло...
—А сам мальчик знает?
—Нет. Я и не хочу, чтобы он знал. Он обожал своих родителей. И до сих пор горюет по ним.
—А ты не думаешь, что ему следует узнать: его родители живы? Ты хочешь, чтобы он считал себя сиротой?
—Иначе придется сказать ему, что я согласилась отдать его еще до рождения, а родители, которых он любил, всю жизнь ему лгали. Ты считаешь, так лучше?
—Правда всегда лучше.
—Ты никогда не говорил мне неправды? Ни разу?
Он скрипнул зубами.
—Нет, Изабелла. Ни разу.
—Но ты не делал стерилизацию, верно?
—Откуда такой вопрос?
—Ты не пользовался презервативами, — с горечью произнесла она. — И я не задавала вопросов. Думала, ты шутишь, когда заявлял, что хочешь оплодотворить меня.
—Нет. Я с самого начала сказал тебе правду. Я хотел сделать тебя своей женой. Хотел, чтобы ты забеременела. — Он хрипло рассмеялся. — Хорошо, что я не преуспел, точно? Иначе ты могла бы отдать нашего ребенка первому встречному.
Словно пощечину дал.
—Какие ужасные вещи ты говоришь.
—Ты их заслужила. Мне невыносимо думать, что у меня даже один общий с тобой ребенок. Спасибо, что не больше.
От боли и обиды она едва дышала. Как тут скажешь о беременности?
—Ты такая красивая, Изабелла, — сказал он. — Но это тоже ложь. Душа у тебя безобразна.
— Паоло, пожалуйста... Я даже не предполагала...
— Хватит. — Он отвернулся. — Мне надо идти. Скоро начнется гонка.
—Нет! — с плачем вырвалось у нее. — Останься со мной, Паоло.
Он снял с крючка кожаную куртку гонщика.
—Я никогда не отступаю. Ни ради тебя, ни ради кого другого. Гонки — моя работа. У меня нет жены, тянущей меня назад, поэтому я — самый быстрый. Я один. И стану победителем.
—Ты не можешь меня так бросить.
—Разве? Почему?
—Потому что я люблю тебя.
На секунду в лице его что-то промелькнуло, затем оно снова окаменело.
—В таком случае ты можешь кое-что сделать для меня.
—Что?
—Собрать свои манатки и убраться из моего дома. — Вскочив на мотоцикл, он завел его. — Жди звонка от моего адвоката по поводу Александра.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Она рискнула всем — и все потеряла.
Нет. Изабелла приложила руки к животу. Она рискнула не всем. Она не сказала ему, что беременна. Он ей не позволил.
Мне невыносимо думать, что у меня даже один общий с тобой ребенок. Спасибо, что не больше. Ты безобразна душой.
Прикрыв лицо руками, Изабелла зарыдала. Паоло не хочет еще одного ребенка с ней. Отлично. Он никогда не узнает, что этот ребенок — его. Она убежит, исчезнет...
Только ей нельзя этого сделать. Александр. Чтобы насолить ей, Паоло готов разрушить жизнь ее сына...
—Принцесса?
Не заботясь о том, чтобы пригладить растрепанные волосы или утереть слезы, Изабелла обернулась.
Перед ней стояла Валентина Новак, нервно переминаясь с ноги на ногу.
—Чего вам надо? — хрипло спросила Изабелла.
—Я... я пришла извиниться. Мне хотелось примерить ваше платье. Так глупо. Не стоило мне... — она смущенно засмеялась, щеки ее стали ярко-красными. — Все равно оно бы на меня не влезло. Но у вас такая идеальная жизнь. Я думала, если примерю платье, то смогу ощутить...
—Идеальная жизнь? — Изабелла издала смешок. — Какой же ее части вы завидуете? Репортерам, заглядывающим ко мне в ванную? Советникам, расписывающим каждый шаг? Или дворцу, в котором даже летом холодно, полном антиквариата, к которому мне запрещено прикасаться?
