Эстер Элькинд - Андрогин…
– Не бойся, я тебя не обижу! – сказал он, глядя мне в глаза.
Я покачала головой. «Я знаю!» – мысленно ответила я.
Он вышел из машины и пошел к заднему входу ресторана. Я сидела в машине и смотрела на Сашу. Он был явно удивлен. Пытался вспомнить, когда товарищ полковник последний раз снимал девок, особенно такого вида, как я, вспомнить не получалось.
Через пару минут двери ресторана открылись с внутренней стороны, и я увидела Герберта, который вышел и пошел ко мне. За ним из двери выглянул какой-то еще мужчина и держал дверь открытой, пока мы поднимались по ступенькам.
– Ресторан закрыт сегодня! – пояснил Герберт, – Но ради нас, его откроют! – он улыбнулся.
Я улыбнулась ему в ответ.
– Здравствуйте! – поздоровался со мной тот, что держал дверь.
– Здравствуйте! – ответила я, не очень понимая, зачем я отвечаю.
– Это Гриша! Шеф-повар! – сказал Герберт, и подмигнул ему.
Я кивнула и последовала за ними по залам.
Мы вошли в самый дальний, небольшой зал, где в центре стоял один длинный стол на двенадцать персон и рояль, на возвышении, около десяти сантиметров от пола, символической сцене. Больше здесь ничего не было здесь, не было даже окон. Гриша включил нам свет.
– Выбирай! – сказал Герберт, указывая на стол.
Я села в противоположенный от рояля угол.
– Хорошо! – сказал он и сел рядом.
Гриша в это время стоял у двери. Как только мы сели, он подошел к нам.
– Что вам принести? – спросил Гриша.
– Ты не против, если я сам закажу?! – спросил Герберт.
Я отрицательно покачала головой, показывая, что мне не важно.
– Тогда принеси нам блюдо устриц на льду, омаров, креветок, кальмаров, и что там еще есть, шампанского и лягушачьих лапок, можно еще икры, черной и красной тоже давай… – сказал Герберт и посмотрел на меня.
Я не выражала ни восторга, ин других, каких бы то ни было эмоций.
– И еще пирожных, принеси! – сказал Герберт.
Моей реакции не последовало. Он смущено посмотрел на меня. Гриша принес шампанского и объявил: «Cristal Louis Roederer, Франция, пятилетней давности», – и разлил его по бокалам.
– За тебя! – сказал Герберт, поднимая бокал.
«За начало!» – подумала я и улыбнулась ему в ответ.
Я сделала глоток шипучей холодной жидкости и почувствовала, как же я на самом деле продрогла и замерзла.
– Мне холодно! – сказала я.
– Как же я сам не подумал об этом! – сказал Герберт. Он явно огорчился своей невнимательности, мне даже стало как-то, жаль его.
– Я сама только сейчас почувствовала, как сильно я замерзла! – ответила я.
– Гриша, принеси нам чаю, варенья, меда, печенье и, не знаю еще чего! – сказал он.
Гриша улыбнулся и исчез.
Через пару минут он вернулся самоваром, чашками, потом на столе материализовались пиалочки с клубничным, малиновым, брусничным, апельсиновым и даже ананасовым вареньем, мед, печенье, конфеты, лимоны.
Герберт налил мне в большую чашку чай. Я взяла ее и сквозь мои пальцы прошла струя тепла и нежности. Все мое тело передернуло в ознобе, и я сделала маленький глоток.
«Апчхи!» – громко изрекла я.
– Ты что, больна? Простужена? – забеспокоился Герберт.
– Да, так, чуть-чуть, наверное! – ответила я, пытаясь зарыться в старый рванный и совсем не теплый свитер, поглубже.
– Гриша, принеси плед! – закричал Герберт, куда-то в глубь темных залов ресторана.
Гриша появился, как мне показалось, необычайно быстро, с пледом в руках. Я сняла свитер, оставшись, в одной белой футболке и укрылась пледом.
Мне было плохо. Я пила чай и с отвращением смотрела на всю еду, которую приносил Гриша. Огромное блюдо устриц, лягушачьи лапки, кальмары, омары, черная икра, все кружилось у меня перед глазами, смешиваясь в отвратительную массу. Меня подташнивало, но я пила чай и держалась.
Герберт рассказывал, что он был женат, что у него есть взрослая дочь, что с женой они давно разошлись, что у него есть квартира, он работает где-то там, название чего мне знать не полагалось и еще что-то. Я слушала, смотрела на него словно сквозь туманную мглу, которая, казалось, окружала меня. У меня кружилась голова, мне становилось все хуже. Я смотрела на него сквозь дымку, что как стена отделяла меня от него и осознавала, как же он мне отвратителен, со своим водителем, деньгами, устрицами, Гришей, и самоварами. И это бесконечное быстрее, скорее, словно отнимут, надо проглотить, надо рассказать, надо заполнить собою все предоставляемое ему физическое пространство, время, пространство и время мыслей собеседника, не дать ускользнуть, смотреть в глаза, не дать подумать ни о чем. Ты здесь, ты со мной, ты состоишь из моих мыслей и чувствуешь ты только так, как это делаю я, и знаешь ты лишь то, что я тебе рассказал. Он был таким, но я тогда этого не хотела видеть. Я заняла, что он сейчас для меня, и надо принять его, увидеть в нем что-то приятное.
– Мне плохо! – сказала я, надеясь услышать привычное: «Может, поедем ко мне?!», и мы спокойно поедем, я приму ванну, немного покричу в псевдо оргазме, под натиском его, вполне приемлемого, даже местами, как мне кажется, спортивного тела и высплюсь на белых душистых простынях.
– Что с тобой? Ты больна? Тебя отвезти домой? – вновь забеспокоился он.
Я тяжело посмотрела на него. В нем было столько восхищения, несмотря на то, что я не произнесла за все это время нашего разговора, ни звука. Говорил лишь он, я молчала. Мне он показался таким хорошим, что я не осмелилась сама предложить поехать к нему.
– Да… – жалобным голосом ответила я.
– Конечно, отвезу! Куда ехать, только скажи! – он посмотрел на меня глазами преданной собаки.
Мы вышли из ресторана, Герберт поддерживал меня. Гриша улыбался, Саша, смотрел на меня с ненавистью. Я назвала адрес и сев в машину, уснула на плече у Герберта…
Я спала крепко и долго, как мне показалось, даже слишком долго, я видела все, что будет потом с нами, всю нашу чертову жизнь, его глазами, словно со стороны, будто подглядывая за собой в замочную скважину. Я видела себя через десять лет, видела и его. Если бы я могла что-то изменить, наверное, я бы изменила это, но я знала, что должна быть с ним, поэтому я постаралась не задумываться над подробностями своего сна.
– Ты дома! – тихо будил меня Герберт, когда мы подъехали.
– Спасибо! – смирным сонным голосом сказала я.
Он помог мне вылезти из машины и проводил до подъезда.
– Вот возьми, это тебе! – сказал он и смущенным движением вытащил из кармана деньги.
Я закашлялась, при виде толстой пачки денег.
– Может тебе лекарств привезти? – вновь забеспокоился Герберт.
– Нет, спасибо! У меня все есть! – ответила я слабым голосом и улыбнулась.