Джулианна Морис - В дельте реки Сакраменто
— Ты покупаешь дом Митчеллов? — От восторга у нее перехватило дыхание.
— Я подумываю об этом. У меня есть право на выбор участка, но договор истекает через несколько недель.
Макс остановил автомобиль перед осевшими ступенями крыльца, и Энни заерзала от нетерпения, пока он шел к ее стороне машины, чтобы помочь ей выйти.
— Мне всегда хотелось посмотреть, как он выглядит внутри, — сказала она, опираясь на предложенную ей руку.
Макс подмигнул.
— Значит, повезло… у меня как раз с собой ключ.
Энни рассмеялась и взбежала за ним по ступенькам. Конечно, ей была известна история дома. Митчеллтон был назван в честь семьи Митчеллов. Это был один из домов, построенных в дельте состоятельными жителями Сакраменто как убежище от летнего зноя и уже долгое время пребывавший в запущенном состоянии. Но особенно Энни нравилось то, что когда-то здесь жили муж и жена, преданно любившие друг друга.
— Здесь чудесно, — прошептала она, рассматривая широкую лестницу и свисавшую с потолка хрустальную люстру.
Макс же обратил прежде всего внимание на то, что дом очень старый. Возможно, раньше он выглядел великолепно, но не в теперешнем состоянии.
— Пожалуй, я не прогадаю, покупая эту землю. Но от построек придется избавиться.
Энни с ужасом посмотрела на Макса.
— Ты этого не сделаешь.
— Так ведь это развалина, моя милая. Ничего не поделаешь, придется снести.
— Ты не посмеешь, — свирепо возразила она. — Этот дом особенный. Ты не можешь разрушить его.
Макс беспомощно уставился на нее. Как архитектору здание ему нравилось. В нем были интересные решения, не свойственные архитектуре того времени, но реставрация развалин в дельте реки Сакраменто была совершенно бесприбыльным предприятием.
— Энни, это просто дом.
— Нет. Это история, и романтика, и страсть. Ты просто не можешь уничтожить это.
— Хорошо, история, — с раздражением согласился Макс. — Этот дом — пресловутая историческая ценность.
— Так, значит, его нельзя трогать.
— Ты даже представить себе не можешь, сколько денег потребуется на его реставрацию.
— Но восстанавливать придется не все? Ведь фундамент и многое другое в хорошем состоянии?
— Ну да.
Действительно, остов дома в основном сохранился, несмотря на запустение. В глубине души Максу хотелось укрепить осевшие ступени и оштукатурить стены. Но это было бы непрактично. Его клиентов не интересуют исторические реликвии, они желают получить самые современные удобства. Единственным здравым оправданием покупки собственности Митчеллов было капиталовложение, которое предполагало постройку нового дома. Его можно было бы продать и окупить все затраты.
— Макс, пожалуйста, не сноси этот дом, — сказала Энни, дотрагиваясь до его руки.
Он увидел беспокойство в се глазах и вздохнул.
— Реставрация…
— Ты сможешь сделать многое самостоятельно, — возбужденно перебила она. — Ты же говорил, что работал на стройке во время учебы в колледже. Держу пари, тебе не составит труда привести здесь все в порядок. И я помогу.
— У тебя не будет времени, — напомнил Макс. — Ты выходишь замуж, у тебя появится своя семья.
Ее лицо помрачнело.
— Я еще не замужем и не очень близка к этому. Я даже могу никогда… Ну, ты знаешь.
Энни неуверенно пожала плечами, делая вид, что перспектива остаться ни с чем не причиняет ей боли. Но ее полные слез глаза говорили о другом.
Черт, черт, черт!
Он прижал ее к себе и утешающе погладил рукой по спине. Жизнь полна эмоциональных ловушек, а он потратил так много времени на то, чтобы избежать их…
Что-то до боли сжало сердце Макса. Энни может стать чудесной матерью. Ее ребенок будет расти в спокойствии, уверенности в будущем и нежной любви. Вместе с ним она будет ходить на рыбалку, бегать в струях садовых разбрызгивателей и смеяться, когда ей подарят лягушку на День матери.
Чудесная мать и замечательная жена.
Закрыв глаза, Макс вдыхал аромат Энни и желал быть другим, мечтал вернуться назад, в детство, в то время, когда он еще верил в счастливый конец. Но даже если Энни была бы идеальной женой, он мог быть кем угодно, только не идеальным мужем. Чтобы что-то сработало, в это нужно поверить, а он не верил в брак.
— Ты будешь матерью, — прошептал Макс, обещая то, чего не мог дать ей сам. — И женой.
— Думаешь? — Да.
Энни позволила себе прижаться к Максу, принимая уют его объятий. Она знала, что он нечасто ведет себя подобным образом; женские слезы обычно заставляют его обращаться в бегство. Затем внезапно поняла, что Макс может принять это за попытку манипулировать им, и распрямила плечи.
— Ух… прости, — извинилась она. — Это не имеет отношения к дому.
— Конечно, нет, — ответил Макс, окинув ее пытливым взглядом.
— Но ты же не снесешь его.
— Хм, если не я, это сделает кто-нибудь другой.
— Но…
Энни закусила губу и обвела взглядом тускло освещенную комнату. Добрые духи этого дома были непонятны для Макса. Он не верил в любовь, такую, которая длится вечно, даже после смерти.
А Энни верила.
Она видела горе отца, его преданную любовь к ее матери. И помнила его предсмертные слова и свет на лице вместо боли, потому что он вновь видел свою умершую жену. Возможно, каким-то непостижимым образом она пришла, чтобы быть с ним рядом в последние секунды.
— Идем, — сказала Энни и потянула Макса за руку.
Если бы он не собирался сносить дом, ей, возможно, не так хотелось бы осмотреть каждый его уголок. Они переходили из комнаты в комнату, с удивлением обнаруживая местами мебель, прикрытую от пыли простынями. Большинство оконных стекол хорошо сохранилось, кое-где были витражи с изображением виноградных лоз и водяных лилий.
— Это Тиффани, тебе не кажется? — спросила она, стирая простыней слой пыли с удивительной по красоте панели.
— Скорее всего, хорошая копия. Продавец предлагает участок целиком, включая дом и обстановку. Не могу представить, что они оставили здесь так много стекла от Тиффани. По крайней мере, не за ту цену, что они просят.
— Мм. Как знать.
Чувствуя, что все больше влюбляется в этот дом, Энни застыла перед великолепными дверями в оранжерею, где стояли старинные плетеные кресла у фонтанов и пруда. Она представила, как все будет выглядеть, если вычистить мусор, посадить орхидеи и виноград, который поднимется к высокому стеклянному потолку.
Наблюдая за восторженным выражением на се лице, Макс понял, что влип. Он не сможет снести этот дом и нс позволит снести его никому другому.
И еще кое-что он понял.
Он привез сюда Энни, заранее зная, что она отговорит его от этого, понимал, что только ей удастся пробудить в нем желание испытать себя, восстановив что-то старинное и прекрасное. Пробудить ту часть себя, которая восторгалась неизвестным архитектором, сумевшим построить дом для многих поколений.
