Джеймс Шульц - Сатаки и я
Сатаки отдернула занавеску у входа, и я вошел первым. Три Бизона жестом пригласил меня сесть слева от себя [40].
Когда я усаживался, то увидел, как он бросил взгляд на мое ружье со взведенным курком и улыбнулся.
– Ну, молодой человек, я полагаю, что ты прибыл издалека, от Бобровой Головы, – начал он.
– Да, – коротко ответил я.
– Я хочу сказать тебе несколько слов, – продолжал он. – Это касается Сатаки, женщины твоей и моей. Дело в том, что она по-настоящему никогда не была моей. В этом вигваме, где мы сейчас разговариваем, она впервые. Когда она недолгое время была в нашем лагере, она жила в другом вигваме и болела. Люди говорят, что у меня каменное сердце. Может быть, и так, но сейчас я стал мягкосердечнее. Я знаю, что Сатаки любит тебя больше, чем какая-либо женщина любит мужчину. Я знаю, что ей пришлось сотни раз рисковать жизнью, пробираясь в холодную пору, через глубокие снега до далекой Бобровой Головы. Молодой человек, я отдаю ее тебе и вместе с нею даю тебе двадцать лошадей.
Он закончил. Я не верил своим ушам и сидел ошеломленный. Но не так вела себя Сатаки! Она вскочила, подбежала к этому великодушному человеку, поцеловала его в лоб, повернулась ко мне, обняла меня и заплакала. Я думаю, что потребовалось немало времени, чтобы ее глаза стали сухими.
– Вы можете идти, дети мои, – закончил Три Бизона.
Мы ушли. Сначала к Маство, потом к нашим лошадям, а затем отправились вверх по реке к лагерю пикуни, куда мы победно ворвались на полном скаку. Там в нескольких словах я разъяснил отцу и матери, что с нами произошло.
И что, вы думаете, после этого сделала моя мать? Сначала она обняла нас, затем побежала через весь лагерь прямо к вигваму Черной Выдры, встала там и во весь голос объявила ему, что его злобное заклятие потерпело крах. Она пела. Она танцевала. Она вновь и вновь выкрикивала слова о его подлости по отношению к ней и ее близким. Она срамила его так, как никогда раньше не был опозорен ни один мужчина в нашем племени. Видя это, набралась смелости даже мать Сатаки. Выйдя из вигвама, она вместе с моей матерью пришла к нам.
Через четыре дня Сатаки и я поставили наш собственный вигвам – дом нашего счастья.
Джеймс Шульц и его повести об индейцах
Вспомним, как в «Песне о Гайавате» Лонгфелло могучий Гитчи Манито – владыка всего сущего на земле – созывает на совет индейские народы:
Вдоль потоков, по равнинам,
Шли вожди от всех народов,
Шли Чоктосы и Команчи,
Шли Шошоны и Омоги,
Шли Гуроны и Мэндэны,
Делавэры и Мохоки,
Черноногие и Поны,
Оджибвеи и Дакоты –
Шли к горам Большой Равнины,
Пред лицо Владыки Жизни.
Именно с упоминающимися в этом перечне черноногими – могущественным союзом племен конных охотников на бизонов – связал свою жизнь Джеймс Уиллард Шульц (1859 – 1947).
70-е годы прошлого века – драматический период в жизни индейцев северо-западных прерий Америки. В это время там начинают исчезать, казалось, прежде бесчисленные стада бизонов, дававшие племенам пищу, кров, одежду. И как раз тогда, в прериях Монтаны впервые появляется молодой Шульц, уехавший из дома, по его собственным словам, «в поисках первобытного образа жизни и приключений». И он сполна получил и то и другое.
Приняв индейское имя Апикуни (это имя носил в детстве его новый друг, один из индейских вождей – Бегущий Журавль), Шульц женился на индианке и навсегда связал свою жизнь с Конфедерацией индейцев черноногих – сначала как ее друг и фактически член одного из ее племен, а потом как писатель, рассказавший о ее истории.
Шульц кочевал вместе с индейцами, ходил с ними на охоту и на войну, участвовал в религиозных обрядах – словом, старался жить всеми их нуждами и заботами. Другой стороной его деятельности была торговля: Шульц скупал добытые индейцами шкуры и меха. Вспоминая впоследствии прошедшие времена, он писал: «В этих краях было немало дичи – бизонов, лосей, оленей; индейцы много охотились; жили они счастливо и беззаботно».
А затем бизонов не стало. Индейцы начали сильно бедствовать. Шульцу пришлось зарабатывать на жизнь, сопровождая в качестве проводника по лицензии богатых туристов, пока не наступил драматический для него 1903 год. Неожиданно скончалась его жена, индианка Мутсиавонанаки. А вскоре беда случилась и с самим Шульцем. «Король американской журналистики» Ральф Пулитцер пожелал поохотиться в Скалистых горах. Шульц поехал с ним, было подстрелено несколько горных баранов. И в результате этого, казалось бы, рядового случая жизнь Шульца резко изменилась: его лишают лицензии и привлекают к суду за то, что он допустил отстрел этих животных. Богач Пулитцер отделался штрафом, а Шульц, спасаясь от тюрьмы, вынужден был бежать сначала в Канаду, а потом скитаться по различным штатам США.
Но это испытание в итоге обернулось благом и для самого Шульца, и для американской литературы – он начал писать. За сорок лет своего творчества (с 1907 по 1947 гг.) Шульц создал более сорока повестей на сюжеты из жизни индейских племен и много рассказов на ту же тему. Стремительное развитие сюжета, обилие интереснейшего этнографического материала, красочные описания величественной природы Дальнего Запада – все это обеспечило произведениям Шульца успех у американских читателей, преимущественно молодых. Умер Шульц накануне своего 88-летия, получив заслуженное признание как один из лучших писателей – знатоков жизни и истории племен американских прерий.
Советские читатели начали знакомиться с творчеством Шульца в конце 20-х – начале 30-х годов, и он сразу же стал у нас популярным: вышел в свет четырехтомник его сочинений, полумиллионным тиражом в «Роман-газете для детей» (в 30-е годы выходило такое издание) была напечатана одна из его лучших повестей – «Сын племени навахов». Однако религиозные представления индейцев, святая вера во всемогущество богов и обращение за поддержкой к своим «тайным помощникам» – духам-покровителям – воспринимались у нас тогда как «пропаганда религиозного дурмана». Поэтому со второй половины 30-х годов тексты Шульца в ряде случаев серьезно искажались: фабула и основная линия сюжета оставлялись, а мотивы поступков героев зачастую менялись. Не случайно широкая публикация повестей Шульца совпала с оттепелью конца 50-х годов, его рассказы пришли к читателю только в конце 80-х.
Повесть «Сатаки и я» на русском языке еще не издавалась. Индеец Апси (реальный человек – в его вигваме Шульц одно время жил в конце 70-х годов), от лица которого ведется рассказ, принадлежит к кочевой Конфедерации черноногих. В нее входят три братских племени: пинуни, кайна и синсика. Апси – член клана Короткие Шнуры, входящий в племя пикуни, самое сильное племя Конфедерации. Надеемся, что приключения Апси и его возлюбленной Сатаки будут с интересом восприняты нашими читателями.
