Ширли Джамп - Полуночный поцелуй
— Спасибо вам большое. Наверное, за эти годы я успела забыть, что в этом городе есть такие люди, как вы.
— Я просто добрый сосед, а таких у тебя всегда было достаточно, — улыбнулся он.
Дженна вспомнила, что после смерти родителей ей почти нечего было перевезти в дом тетушки Мейбел, ведь ее семья жила бедно. Но уже на следующее утро на пороге их дома начали появляться пакеты, полные игрушек и одежды.
— Та одежда и игрушки, — прошептала она. — Никто так не сказал нам, кто собрал их для меня…
— Это сделала Бетси. Так сложилось, что у нее нет собственных детей, так что после смерти твоих родителей она как бы взяла тебя под свою опеку.
— Бетси? — изумленно переспросила Дженна. — Но я думала…
— Бетси гораздо добрее, чем кажется на первый взгляд, — улыбнулся Эрл.
Только тогда Дженна вспомнила, как Бетси, из окна замечавшая, что она не слишком осторожно катается на велосипеде, выходила на крыльцо и читала ей длинную лекцию о правилах дорожного движения, за которой всегда следовало шоколадное печенье или кусок яблочного пирога. А еще Бетси как минимум раз в неделю приглашала ее заглянуть на обед, где не только кормила до отвала, но еще и давала что-нибудь вкусненькое с собой.
— Она замечательная соседка, — улыбнулась сквозь слезы Дженна. — Все это было так мило с ее стороны.
— Да, только ни в коем случае не говори ей, что я проболтался, — погрозил ей пальцем Эрл. — Это испортит ее репутацию самой суровой дамы Ривербенда. Иногда она действительно бывает такой, но у нее большое, доброе сердце. Такое же было у бывшей директрисы младшей школы Паулины Дитрих, пусть Господь хранит ее душу. Она рассказывала мне, что каждый раз, проходя мимо твоего класса, заглядывала, чтобы проверить, все ли у тебя в порядке и ладишь ли ты с другими детьми.
Дженна помнила милую пожилую директрису, которая часто заходила в их класс. Тогда она и подумать не могла, что это ради нее.
— Как и все мы, она думала, что тебе нужно больше заботы и внимания, и беспокоились за тебя и твою тетю. Когда люди узнали, что у вас не хватает денег, то захотели помочь и принесли все, что могло тебе понадобиться.
Это были почти те же слова, которые Дженна слышала от отца Михаэля. Все эти годы она концентрировалась лишь на плохих воспоминаниях о городе, используя их как оправдание для своего бегства, и в какой-то момент они вытеснили память о людях, которые были так добры к ней.
— Этот город никогда не оставляет своих в беде, — сказал Эрл, положив руку ей на плечо. — И ты всегда была одной из нас, что бы ни болтали идиоты. Когда ты только приехала в город, ты выглядела потерянной, но похоже, сейчас начинаешь обретать себя. Ты сама еще этого не понимаешь, но Ривербенд — это твой дом. Всегда был им и всегда будет.
С этими словами он вышел из зала, оставив Дженну наедине с ее мыслями и портретами женщины, которая провела в Ривербенде сто лет своей жизни. Она медленно обошла зал по кругу, вглядываясь в фотографии Эунси. Здесь было много маленьких черно-белых фотографий, на которых Эунси была еще совсем маленькой девочкой — на руках у отца, с шоколадным печеньем во рту, на ступеньках большого, построенного в викторианском стиле дома, с подарком в руках перед пушистой, сияющей гирляндами елью. С ними соседствовали фотографии, которые рассказывали о взрослой жизни Эунси: о ее работе в различных благотворительных организациях, на той же кухне, где сама Дженна всего пару дней назад была волонтером, на городском фестивале, в больнице. Столько счастливых воспоминаний. Но помимо Эунси Дженна видела на фотографиях знакомые лица других горожан. Долгие годы она твердила себе, что все эти люди ей чужие, что она не создана для жизни в маленьком городке. Но, несмотря на это, жители Ривербенда всегда были рядом с ней, готовые помочь в трудную минуту, и она не знала, сможет ли когда-нибудь отплатить за их доброту.
Дженна попыталась сосредоточиться на работе, но не смогла. Ее мозг, осаждаемый тысячами противоречивых мыслей, требовал разрядки, поэтому она накинула пальто и направилась к выходу. У дверей она столкнулась с Ливией.
— Эй, куда ты так спешишь? — удивленно спросила она.
— Хочу немного прогуляться, — как можно более спокойно ответила Дженна, но Ливия все равно заметила, что ее что-то тревожит.
— С тобой точно все в порядке? — нахмурилась она.
— Конечно, — вымученно улыбнулась Дженна. — Мне просто нужно время подумать.
— Хорошо, иди. Но если захочешь с кем-то поговорить, не забывай, что я всегда рядом.
— Спасибо, Ливия!
Дженна порывисто обняла подругу и вышла на улицу. Снежные бури на время оставили Ривербенд, и на небе сияло по-весеннему яркое солнце, прогревая воздух. Бесконечные снежные завалы превратились в редкие подтаявшие сугробы, на которых виднелись дорожки птичьих следов. Каждый ее шаг отзывался стуком каблучков, сначала медленным, а потом все быстрее, словно она пыталась убежать от своих мыслей. Она шла переулками, избегая встреч со случайными прохожими, у которых могло появиться желание завести светскую беседу, и наконец вышла к парку. Огромное, заросшее лесом пространство с утоптанными дорожками и большими сугробами снега под деревьями встретило ее тишиной и умиротворенностью. В детстве она часто приходила сюда: может, потому, что открытое пространство напоминало ей ферму, на которой она выросла, может, потому, что в тени листвы она могла на время спрятаться от людей, которые шептались за ее спиной, и перемен, которые перевернули всю ее жизнь.
Не обращая внимания на время, Дженна бродила по тихим парковым тропинкам, прислушиваясь к шороху снега под ногами, вдыхая чистый холодный воздух. Но сегодня даже тишина зимнего леса не могла помочь ей собраться с мыслями. Она уходила все дальше и дальше, но не могла отдалить момент своего возвращения в Нью-Йорк.
«Ривербенд — твой дом. Всегда был им и всегда будет». Слова Эрла звенели у нее в ушах. Может, это так? Может, чувство пустоты и растерянности, преследовавшее ее последний год, принесшее смятение в ее чувства и бардак в ее бизнес, пришло из подсознания, знающего, чего на самом деле хочет ее бедное сердце?
Неужели часть ее хочет остаться здесь и назвать Ривербенд своим домом?
Эта мысль была для Дженны как ушат холодной воды на голову, причем в прямом смысле: погруженная в свои мысли, она поскользнулась, потеряла равновесие и непременно упала бы, если бы ее не подхватили чьи-то сильные руки.
— Осторожнее, Дженна! — услышала она знакомый голос и, резко обернувшись, увидела Стоктона.
— Спасибо, — нервно улыбнулась она.
— Каждый истинный джентльмен поступил бы также, мадмуазель, — шутливо поклонился Стоктон.
