Жаклин Бэрд - Сицилийский ревнивец
— Ну что, успокоились немного? — спросил профессор, ведя свою партнершу в танце.
— Да, спасибо. Простите. Я порой бываю эмоциональна до истеричности. Но мне кажется, что это была не шутка, а незаслуженное оскорбление.
— Пусть им будет стыдно, а вам стыдиться нечего.
— К сожалению, мне тоже есть отчего краснеть.
— Как и каждому из нас, — продолжал утешать девушку светило медицины. — К сожалению, мне не часто доводилось встречать таких очаровательных докторш, как вы.
— Жаль вас разочаровывать, но я не медик.
— Очень рад этому. По правде говоря, женщины-медички мне порядком успели надоесть. Иногда, особенно когда отдыхаешь, хочется поговорить о чем-нибудь более интересном, чем раковые клетки и метастазы. Давайте сменим тему. Расскажите, пожалуйста, о себе.
— Я лингвист, работаю переводчиком, иногда преподаю. Сейчас, например, я учу английскому детишек служащих моего друга, у которого гощу.
В следующий момент профессор Манта уже вербовал Софи к себе на службу. Как оказалось, он являлся членом наблюдательного совета престижной частной школы, в которой учились его внуки. А поскольку их постоянный преподаватель иностранного языка в тот момент отсутствовал по состоянию здоровья, ему срочно подыскивали замену до конца семестра.
— Я польщена, но не уверена, что смогу принять ваше предложение, — с сожалением сообщила Софи, однако взяла его визитную карточку и пообещала позвонить на днях.
Макс в бешенстве наблюдал со стороны, как Софи берет карточку из рук престарелого господина. Не в силах владеть собой, он подошел к танцующим, рывком потянул Софи к себе и гаркнул:
— Нам пора!
Быстро попрощавшись со всеми, они покинули собрание.
Глава десятая
— Отчего ты такая тихая, дорогая? — доверительно спросил Макс, наклонив к ней голову. — Расстроилась, что я похитил тебя у нового покровителя?
Несмотря на мягкость его тона, Софи похолодела.
— Это ваша семейная черта — подозревать людей во всех грехах без каких-либо на то оснований?
— Я так и знал, что ты скажешь нечто подобное. По-твоему, я, разумеется, не прав, а профессор — истинный джентльмен. Но ты от этого лучше не становишься. Лучше отдай мне по-хорошему его визитную карточку. В этом сезоне ты только моя.
— Какая гадость! Ты способен думать хоть о чем-нибудь, кроме своих альковных забав? — Она посмотрела в его жестокое лицо, желая увидеть вспышку ревности, но увидела лишь злость собственника. — У тебя извращенный ум. Профессор Манта предложил мне работу.
— Работу! Ты это так называешь? — дико захохотал Макс. — Боюсь, ему это не по карману.
Пререкания прекратились, когда Софи и Макс оказались в вестибюле, куда служащий отеля принес из гардероба их пальто. В этот момент Софи решила, что пора внести ясность и развенчать ложные представления своего «господина» об ее сексуальной неразборчивости.
Макс помог ей надеть роскошное соболье манто — одно из его щедрых подношений, вызывавших у Софи стойкое отвращение. Она пробовала отказаться от этого подарка, обосновывая свой отказ теплым Адриатическим климатом. Но Макс в свойственной ему приказной манере настоял, чтобы она приняла манто, сославшись на пример всех венецианских матрон, «зимующих» исключительно в дорогих мехах.
Стояла промозглая ноябрьская ночь. Софи самостоятельно взошла на борт катера, демонстративно проигнорировав услужливо протянутую руку Макса. Поплотнее завернулась в манто и закрыла глаза. То ли от усталости, то ли от неприятной сцены за столом у нее разболелась голова. И теперь ее раздражало буквально каждое слово, сказанное Максом, каждый его жест.
Остаток дня грозил превратиться в настоящее бедствие.
Софи решила больше не искушать судьбу. Она обязана объясниться с Максом. Так больше продолжаться не может.
Путь домой показался ей бесконечно долгим.
Наконец катер причалил возле палаццо, и Софи сошла на берег, опершись на руку Диего. Изнемогая от усилившейся головной боли, Софи на ходу выскользнула из собольих шкур и скрылась за дверью спальни. Быстренько сбросила туфли, украшения и платье и, приняв душ, облачилась в самую заурядную ночную рубашку. Вернувшись в спальню, она застала там Макса, попивающего виски.
— Задержана при попытке к бегству, — пошутил он. — Или, может быть, тебе вновь не терпелось вернуться в наше гнездышко?
— Мне не терпелось отмыться от той мерзости, которую ты и Джина на меня изливаете.
— Следи за своими словами! — осатанело взревел Макс, испугав Софи не на шутку. Она давно уже замечала, как его бесят любые ее ремарки относительно сестры. — Ты сама стала нападать на нее, как только мы появились на этом приеме. Даже хотела уйти, если помнишь. Многие люди заболевают раком, лечатся и выздоравливают. Я не понимаю твоего предубеждения. И попросил бы тебя не задевать Джину, — потребовал он, резко поставив стакан на прикроватную тумбочку. — Давай начистоту, хватит с меня этих экивоков.
— Что? — Софи побледнела как полотно. Она не могла уразуметь, на что направлены его гневные высказывания. И решила ударить наугад. — Ты меня за идиотку принимаешь? Я прекрасно знаю, что у тебя с твоей неприкосновенной сестрицей давняя связь. Думаешь, я не вижу ваши бесстыдные поцелуи у всех на глазах, невзирая на мое присутствие? Это просто отвратительно!
— Замолчи! — закричал Макс и двинулся на нее. — Прекрати немедленно, слышишь?! — Он крепко сжал ей руку.
— Мне больно, — взмолилась Софи.
— А мне плевать! Любого другого я стер бы в порошок за меньшие обвинения.
— О каких обвинениях ты говоришь? Я только констатирую очевидное.
— Ты действительно считаешь, что это так?
— Не хочешь ли ты сказать, что я придумала вашу близость с Джиной? Да это же бросается в глаза. И не только мне.
— Единственная правда заключается в том, что Джина — моя сестра. Допустим, что иностранцам трудно понять наши традиции, но в Италии не считается постыдным поцеловать родственника, если очень рад его видеть. И выкинь из головы все эти грязные мысли, — начал оправдываться Макс, потом замолчал и неожиданно рассмеялся. — Ты что, ревнуешь меня?
— Ревную? Не льсти себе! Не понимаю, зачем ты лжешь? Вспомни свою жизнь, и ты поймешь, что я права. Я ведь работала в твоем отеле семь лет назад, — сказала Софи, восстанавливая в памяти то, что множество раз, но безрезультатно пыталась забыть. — Марин не раз предупреждала меня о сонмище женщин в твоей жизни, показывала журнальные статьи о твоих похождениях. И про Джину, связь с которой не одобрял твой отец, она мне тоже говорила. Я долго не хотела ее слушать. Если бы не случайность, которая привела меня к тому месту, где вы с Джиной решали мою участь. Не хотела верить, пока сама не услышала, что на ее вопрос, зачем тебе этот брак, ты ответил, что женишься на мне только потому, что не предохранялся. Затем она стала расписывать в ярких красках будущность беременной дурочки, оставленной своим мужем-повесой, который не станет ради нее менять своих привычек. Для меня этот рассказ стал настоящим открытием. — Софи почти перешла на крик. — А потом ты утешил свою сестру, заявив, что, возможно, тебе не придется ничего мне рассказывать, если я не беременна от тебя. Тебе крупно повезло. Я не была беременна. Мне повезло, что не оказалась впутанной в эти трехсторонние отношения. И не надо мне врать про итальянские традиции. Вся твоя римская квартира набита вещами твоих любовниц. Склянка с лекарством Джины, заколка для волос, духи… — Софи сделала паузу и набрала побольше воздуха в легкие. — Единственное, чего я не понимаю, — почему Джина терпит все это? У меня нет выбора, а ей это зачем? — она впервые за все время своего монолога посмотрела на Макса. Тот был в ярости и еле держал себя в руках.
