Уинифред Леннокс - Этюд в золотистых тонах
Вид разоренной гостиной моментально привел ее в чувство. Марго! Как можно было забыть о ней? Эгоистка! Самовлюбленная идиотка! Лелеет свои обиды и переживания, а между тем… Сандра пулей вылетела из дома.
Грег уже садился в машину, ту самую серебристую «ламборджини», которая с некоторых пор мерещилась Сандре на каждом шагу. Она судорожно схватила его за руку, затрясла, затеребила.
— Все глупости… я наговорила… прости… — Она зажмурилась и, набрав в легкие побольше воздуха, как ныряльщик перед прыжком, выпалила: — Где она? Скажи мне. Пожалуйста. Пожалуйста!!
Грег осторожно разжал ее пальцы.
— А теперь спокойно и еще раз. Про кого я должен сказать тебе?
— Грегори, умоляю! Я все нашла, что нужно тебе и твоему другу Марчу. Можешь забрать хоть сейчас, но только отпусти Марго. Обещаю, никто никогда ничего не узнает. Я даже согласна переспать с тобой, если хочешь.
— А вот это уже интересное предложение, — усмехнулся он. — Полезай-ка в машину, сразу все и обсудим.
На негнущихся ногах, как на ходулях, Сандра обошла «ламборджини» и еле-еле втиснулась в предупредительно распахнутую дверцу.
— Здравствуйте, Сандра.
Она повернулась на голос. Барнс. Седая грива, очечки, все на месте, даже улыбка — теплая и радушная. Как же она раньше не замечала, сколько в ней фальши?!
— И вы здесь. Скажите, Барнс, про Вики, про несчастную маленькую Вики, это была сказочка, да? Чтобы вернее посадить меня на крючок? А вам не страшно, что от такой лжи ваша внучка и вправду рискует пострадать? А может быть, у вас и внучки-то никакой нет?
Она увидела, как у старика задрожали губы, но ей не было жаль его. До сих пор Барнс слишком хорошо играл свою роль, чтобы его можно было заподозрить в чувствительности.
— Мне кажется, она бредит, Барнс. — Грег коснулся длинными прохладными пальцами ее лба. Температуры вроде нет. Тогда начнем с начала. Кто она и при чем здесь мой якобы друг Марч? Кстати, друзьями нас назвать вряд ли возможно. Я его едва переношу. Барнс подтвердит.
Но Сандра не стала дожидаться подтверждения. Ей уже осточертела бессмысленная болтовня. Похоже, этих людей можно припереть только фактами.
— Только вы двое и знали, что документы моего отца хранятся у нас в доме. И еще я упомянула, что Марго в курсе его дел куда больше меня. На следующий же день она исчезла, а дом… — Сандра махнула рукой. — Идемте, сами все увидите.
— И, по-твоему, это сделали мы с Барнсом? — осведомился Грег, обозрев последствия вторжения неизвестных. — Мысль интересна сама по себе, но уж больно дика.
— Тебе не кажется, Грегори, что нам следует выслушать Сандру до конца? — подал голос Барнс. — Иначе мы никогда не доберемся до истины.
Сдержанность старика отрезвляюще подействовала на обоих. Грег опустился в кресло и застыл в своей излюбленной позе, вытянув вперед ноги. Сандра ходила взад-вперед по комнате, кусая губы и силясь собраться с мыслями.
— Говорите, дитя мое.
— Я застала дом в таком виде, когда вернулась из Лайм-Парка. Потом примчался Бад и сообщил…
— Кто такой Бад? — спросил Грег.
— Мой друг и коллега. Они ужинали с Марго в ресторанчике неподалеку. Пока Бад расплачивался, она исчезла. А потом позвонил некто и сказал, что Марго в его руках, но обещал отпустить в обмен на досье отца. Пригрозил присылать ее мне по частям, если я не успею к назначенному им сроку.
Грег заметил, как задрожали руки Сандры. Он дернулся было к ней, но усилием воли заставил себя остаться на месте.
— Когда и где? — спросил Барнс.
— Они позвонят в два двадцать ночи и уточнят место.
— Осталось только выяснить, откуда в этом деле взялся Марч.
— Кассета. Мы нашли кассету, — пояснила Сандра. — Пойдемте, я покажу вам.
Но кассеты в видеомагнитофоне не оказалось. Дискета тоже исчезла. Сандра перетряхнула весь стол, но исключительно для очистки совести, поскольку уже догадалась, на кого списать пропажу. Она медленно выпрямилась и, глядя на Грега глазами разъяренной кошки, опасными глазами, с расстановкой произнесла:
— Зачем весь этот спектакль? Я ведь обещала отдать тебе досье в обмен на жизнь Марго.
— Не понял.
— Пока ты там внизу разыгрывал из себя Ромео, Барнс выкрал документы.
— Сандра, боюсь, у тебя окончательно поехала крыша.
— Но это подло, подло! — твердила она. — Мы же договорились. Я… я поверила тебе.
Слезы злости, отчаяния, разочарования текли по ее щекам. Грег участливо протянул Сандре платок, но она оттолкнула его руку.
— И что же нам делать, Барнс, чтобы заставить эту упрямую ослицу поверить в очевидное? — спросил Грег, пряча платок в карман. — Давай разденемся, что ли, чтобы она могла осмотреть нашу одежду.
И он как ни в чем не бывало принялся расстегивать рубашку. Сандра, остолбенев, следила за его движениями. Барнс, тяжело вздохнув, последовал примеру своего господина.
— Постойте, джентльмены. В этом нет необходимости.
В дверях, ухмыляясь во весь рот, стоял Бад.
— Я, кажется, как всегда поторопился. Немного терпения — и застал бы занимательную сцену. Но увы! Кассета у меня.
Сандра только рукой махнула. Утомленный мозг наотрез отказывался соображать.
— Я ездил в редакцию, чтобы переписать кассету, — продолжал Бад. — Так что теперь она в надежном месте на случай всяких неожиданностей. А я узнал вас, — обратился он к Грегу. — Вы — Грегори Мортимер. Хорошенькие же у вас друзья, нечего сказать.
— Воздержусь от комментариев, — отозвался тот. — Хотелось бы для начала ознакомиться с содержанием таинственной кассеты.
— Прошу. — Бад сунул кассету в видеомагнитофон. — Не будем вам мешать. Пойдем, Финч.
Он отвел ее в гостиную, где принялся опекать, как тяжелобольную. Уложил на диван, подсунул подушку под голову, приволок из кухни пузырь со льдом и водрузил Сандре на лоб.
— Хочешь, чаю заварю? Или, может, виски? Но от его заботы Сандре стало совсем худо.
Комок, застрявший где-то в груди, мешал дышать, теснил сердце.
— А ты поплачь, — шепнул Бад, — легче станет. Вон сколько на тебя всего свалилось, на десятерых хватит. Поплачь, поплачь.
И, словно повинуясь команде, из уголков ее глаз потекли спасительные слезы, побежали, змеясь, по вискам, оставляя за собой блестящие полоски. Они исчезали в волосах, а за ними тут же набегали новые, и, казалось, не будет им конца.
— Не западай так на него, Финч, не надо. — Бад ласково гладил ее пальцы. — Он слишком красив и прекрасно это знает. Заметь, я не сказал — слишком хорош. А красивые, они думают, что всегда правы и всегда терзают. И растерзают, если не остеречься.
