Розали Эш - Свадьба колдуньи
Глава 6
— Извини, — с трудом произнесла Верити после долгого и напряженного молчания, когда он провожал ее. — Видимо, мои источники информации не заслуживают доверия. Мне кажется, я… сделала неправильные выводы…
— Да что ты? — голос Люка был угрожающе мягок. Она уже поняла: когда он так говорит — жди гнева. Но ей хотелось быть честной до конца. Ведь она уже на собственном опыте знала, насколько тяжело выслушивать несправедливые обвинения в аморальности. Едкие замечания Люка по поводу ее неверности, якобы проявившейся год назад во Флориде, были для нее как нож в сердце. И если уж она приняла за чистую монету какие-то сплетни и составила неправильное впечатление о Люке, то сейчас считала своим долгом исправить положение, насколько это было возможно, хотя и чувствовала себя очень неловко…
— Я ненавижу сплетни, — продолжала она упрямо, — но тогда мне показалось, что это правда.
— Ну-ну… А вот почему? Потому, что я похож на человека, который запросто может выбросить на свалку жену, совершившую небольшой проступок?
— Нет, не поэтому. — Ей опять приходилось неуклюже защищаться. Люк — невыносимый человек. Но не менее невыносима и сама ситуация. Как же так получилось, что она приняла за чистую монету какие-то сплетни? Если то, что ей сегодня рассказывали, правда, значит, все, что она слышала до того, было полным вымыслом. А может, она просто хотела поверить в худшее, надеясь избавиться от собственного чувства вины перед Эдвардом?
— Так, значит, сейчас ты готова пересмотреть свое мнение обо мне? Как великодушно с твоей стороны!
В его голосе звучала холодная насмешка.
— Люк, пожалуйста…
— Ну, если уж ты так любишь сплетни, может, дослушаешь всю эту омерзительную историю до конца, Верити?
Они стояли под тенью пальм около ее домика. Его освещенное луной лицо было напряженным и сердитым.
— Люк, я хотела попросить у тебя прощения, но ты все настолько усложняешь… — начала было она тихим голосом, но он резко ее оборвал:
— Тогда не извиняйся! Ты не обязана была мне доверять, как и я тебе. Мы, видимо, принадлежим к той категории людей, которые не вызывают к себе доверия с первого взгляда!
Она сглотнула слюну и, пытаясь не потерять самообладания, вонзила ногти в ладони. Растянутые связки еще болели, и она оперлась на здоровую ногу, незаметно потирая о нее лодыжку.
Не так-то легко доверять человеку, который может причинить тебе боль… С людьми, имеющими меньше шансов навредить, разочаровать или бросить, значительно проще… Вдруг сообразив, о чем думает, она чуть не поперхнулась. Неужели дело именно в этом?
— А что на самом деле произошло. Люк? С твоей женой?
Этот вопрос, заданный дрожащим голосом, вызвал у него короткий смешок.
— Тебя все-таки интересуют подробности этой отвратительной истории, Верити? Я почти в этом не сомневался.
— Люк, ты несправедлив.
— Возможно. — Он вдруг перестал сердиться. Едва дотронувшись рукой до ее щеки, он отвернулся. — Извини, но сегодня я что-то не в настроении рассказывать о перипетиях моей злополучной женитьбы. Отправляйся-ка ты спать, Верити. Увидимся завтра.
Она поколебалась, гладя на его упрямый профиль.
— Мне понравились твоя сестра и ее муж…
В его взгляде опять промелькнула насмешка.
— Значит ли это, что ты поедешь с нами завтра?
— Да.
— Хорошо. Que duermas bien.
— Спокойной ночи, Люк.
Она медленно двинулась к освещенной террасе, ощущая на себе его неотрывный взгляд. Он даже и не попытался пойти за ней следом, чего, как она вдруг с горечью поняла, ей очень хотелось. Хотелось, чтобы он доверился ей… хотелось… хотелось… нет, она сама не знала, чего ей хотелось. Уже у дверей она обернулась, но Люка не было. Сердитая и разочарованная, она долго не могла заснуть.
Ей снился матч по поло. Цокот копыт, пыль, возбуждение, напряжение.
Затем знакомые образы как-то расплылись, и ею овладело странное чувственное возбуждение. Она оказалась в теплых объятиях какого-то мужчины, ритмически двигаясь с ним в танце по какому-то неправдоподобному полю для игры в поло… Они были одни, хотя вокруг них продолжалась напряженная игра и сидели зрители.
Это были руки Эдварда, она была почти уверена, она танцевала с Эдвардом, и его близость разжигала в ней огонь желания. Но тут вдруг она увидела всадника, с топотом скакавшего к ним. Лица его не было видно под шлемом. Высоко поднимая клюшку, он летел прямо на них, и они бросились на землю. Всадник едва успел свернуть и, перелетев через голову лошади, с грохотом ударился о землю и замер без движения…
Она склонилась над ним и, плача, прижала его голову к себе, но когда увидела его лицо — это был Люк, а не Эдвард. Не переставая стонать, она все повторяла во сне его имя и падала, падала на колени возле бездыханного тела…
Верити резко села на кровати. Простыни были мокрыми от пота. Вся дрожа, она несколько секунд смотрела в темноту, затем включила ночник и откинулась на подушку. Уже несколько месяцев, как она не видела кошмаров. А теперь даже при свете жуткие видения стоят у нее перед глазами! Ей всегда стоило труда освободиться от навязчивых страхов, особенно в темноте.
Почему в предрассветные часы мы особенно беззащитны? Почему даже незначительные проблемы начинают казаться непереносимыми? Именно в такие моменты ей особенно недоставало матери, хотя отца она тоже очень любила и страдала без него…
Тоска по матери, однако, была какой-то особенной, первобытной. Почему? Этого она не знала… Отец был военным, и родители ее постоянно колесили по свету, надолго оставляя ее в интернате. Столь памятные прогулки на природе были редкостью. Может быть, именно поэтому она сохранила о них столь живые воспоминания?
Она так и не узнала по-настоящему свою мать, детская привязанность к ней не успела перерасти в дружбу. Многие ее сверстницы с удовольствием ходили со своими матерями по магазинам или в кафе, откровенничали, делясь своими радостями и находя утешение в горестях, и она всем им завидовала…
Временами, думая об этом, она чувствовала себя преданной, брошенной, и это злило ее. Но почему? Разве можно сердиться на родителей за то, что они погибли?
Повертевшись без сна еще какое-то время, она встала, налила себе стакан лимонного сока, вышла на террасу и села в шезлонг.
Утешение она находила в работе. Стоило же ей остаться наедине с собой, как она тут же начинала себя жалеть. Может, именно этого и добивается Люк? Может, именно так он хочет наказать ее за неверность Эдварду? Может, весь смысл этих двух недель заключался именно в том, чтобы выдавить из нее эти воспоминания и тем самым отметить день смерти Эдварда?..
