Марша Ловелл - Вино из одуванчиков
— Нужно было присоединиться к нам, — сказал он, — Лена и я знакомы с детского сада.
— Поэтому нужно было смотреть ей в глаза и держать за руку? — злым голосом отрезала Кэрол.
Брови Фрэнка сошлись в одну черную широкую линию.
— Я как раз говорил Лене о тебе. Мне нужно, чтобы она поняла. Кэрол, если у нас с тобой близкие отношения, то должно быть и доверие. Подумай об этом!
Несчастная, Кэрол смотрела, как широкими шагами он возвращался к лифту. Натянув респиратор, Кэрол подхватила пульверизатор и щелкнула выключателем. Доверие! Фрэнк сказал ей так мало, ничего при этом не отрицая. Выходит, она же и виновата во всем. Должна верить! Совсем не зная этого человека, как она могла полагаться на него? Персонал его любит, но ведь они ничего не знают о его личной жизни. Лишь строят догадки. Фрэнку удается сохранять все в тайне.
Роспись была почти закончена, а Кэрол не чувствовала уверенности ни в чем. Фрэнк появлялся лишь, чтобы совершить пробежку по магазину. Его время делилось между обучением персонала, управлением и командировками в другие филиалы в Новой Зеландии и Австралии. Зато его дед часто посещал Кэрол и ее друзей. Она получала удовольствие от остроумия и наблюдательности старого джентльмена. Анна и Крис с самого начала подошли друг другу. Их любовь расцветала так естественно, как естественно воде устремляться вниз. От этого было еще тяжелее, хотя Кэрол радовалась за подругу. Видимо, ее отношения к Фрэнком едва ли теперь могли наладиться.
С каждым днем для Кэрол все тяжелее становилась их размолвка. Фрэнк обращался с ней весьма учтиво, как со всеми остальными сотрудниками. Когда он останавливался у стены, ее сердце начинало колотиться, мышцы напрягались. Нужно было делать над собой усилие, чтобы выглядеть погруженной в работу. Она знала: он замечает все — и их продвижение в работе, и ее внешний вид — от золотых волос, выбившихся из-под шарфика, до ярких носков. Временами она ловила желание в его глазах, но он не делал никаких предложений. Кэрол вспомнила, что скоро кончаются те три недели, которые должна отработать Анна. Придется просить Фрэнка, чтобы Анна осталась работать до полного завершения росписи.
Кэрол вздохнула и погрузила кисть в серебряную краску. Слоновьи туфли под ее кистью обретали форму, и она отступила, чтобы оценить эффект. Улыбка вспыхнула на ее губах. Серебро было последним мазком. Стоило проявить настойчивость и терпение в отделке деталей, чтобы добиться превосходного качества. Она начала серебрить тесьму на жилете у льва.
— Кэрол, ты здесь одна? А где Крис? — нахмурился Фрэнк.
— Курьер принес серебро как раз тогда, когда мы уходили. Я сказала Крису, что останусь и попробую. Спасибо за скорость — нас снабжают моментально! Я боялась, что краски долго не будет, — она сама слышала фальшивые нотки веселости в своем голосе и чувствовала, как дыхание учащается.
Как выдержать такое притворство? Кэрол говорила оживленно, скрывая свои чувства:
— Ты не можешь изменить время закрытия магазина? Тогда я могла бы остаться попозже?
— Я буду работать. Приходи в мой офис, когда соберешься домой. — Губы Фрэнка изогнулись в улыбке. — Я помню, такого же обутого танцующего слоника ты рисовала для Дорис. Кстати, я послал двойняшкам приглашение на открытие.
— Очень мило с твоей стороны. Они с нетерпением ждут этого. Миссис Элиот уже звонила мне. — Кэрол с трудом подыскивала слова.
Она отвернулась к стене, пытаясь скрыть свои чувства. Фрэнк подхватил документы и пошел к лестнице. Дверь давно перестала раскачиваться, а Кэрол все не могла успокоиться.
Откуда эта грусть, если она готова вычеркнуть Фрэнка из своей жизни? Как волшебную палочку, которая поможет забыться, она окунула кисть в серебро и сосредоточила все внимание на тонких кругах, которые прорисовывала на тесьме. Каждый должен оставаться самим собой!
Работа Кэрол была, как всегда, тщательной. Она провозилась до семи часов, но была очень довольна результатом. Вдруг под влиянием мгновенного импульса она решила нанести такие же серебряные штрихи на гривы трех львиных детенышей. Когда она прилаживала лампу, раздался шум лифта. Это ее насторожило. Мгновение спустя, лифт остановился на ее этаже. Оттуда вышел Фрэнк, держа в руке большую коробку.
— Кэрри, здесь пицца, салат и вода. Ты, должно быть, голодна! — Аромат лука, смешанный с сыром и специями, возбуждал аппетит.
— Ох, еда! Запах великолепный! Мне хотелось закончить львенка. — Кэрол вытерла кисть, а Фрэнк открыл коробку. Она взглянула на свои запачканные краской руки. — Не начинай, пожалуйста, пока я не отмоюсь!
— Я не могу ждать так долго, — засмеялся Фрэнк. — Иди сюда!
Он выбрал кусочек пиццы, отломил его и положил ей в рот. Близость его пальцев к ее губам вызвала чувственный трепет всего тела. Она ощутила вкус растопленного сыра и корочки. Кэрол заставила себя сдержать сумасшедшее желание прильнуть к нему. Повернулась и пошла в туалетную комнату.
Жест Фрэнка был так естествен. Отчего же она задрожала? Как лист, сдуваемый ураганом…
К ее возвращению Фрэнк разложил еду, жестом пригласив начать.
— Сегодня здесь были дизайнеры. Роспись произвела на них впечатление. Они просили твой адрес. Надеюсь, они предложат тебе работу со своими художниками. Один из них сказал, что ты дорафаэлевский Дисней.
— Не смейся надо мной!
— Я и не смеюсь. — В голубых глазах зажглись огоньки. Это был тот Фрэнк, которого она любила.
— А ты как считаешь — это стоящее?
Все мучения последних дней как будто встали перед ней в виде картинок: вот Фрэнк, идущий по коридору, слушающий, разговаривающий со служащими, его теплые фразы, его решительность…
— Стоящее… Я бы сказал, это работа художника-мастера. Композиция уравновешена, отличная техника исполнения, цвета чередуются и смешаны… тема трогает. У художника присутствует озорство и веселость… Как тебе этот язык критики?
— Ты не ответил на мой вопрос. Я ведь имела в виду не только свою работу… — Кэрол прокусила маленькую зеленую оливку и сморщилась от соли.
Фрэнк отставил свою опустевшую тарелку.
— Я ждал, что ты придешь объяснить мне все, Кэрри. Но ты занята живописью… и забыла о нас. Каждое утро я думаю — сегодня Кэрри придет ко мне! Все мужчины в этом магазине, от моего деда до посыльного, влюблены в тебя. С ними ты смеешься и сияешь. А от меня отдалилась. Мне больно, Кэрри! — Его глаза стали строже, рот сжался, когда он взглянул на нее. — Никто из них не может мечтать быть твоим мужчиной. Я могу! Мечтаю о твоей любви, о прикосновениях к чудесным изгибам твоего тела. Я наблюдал за тобой, пытался понять. Ты нежная, открытая, сердечная. Но физическое влечение между нами ты не хочешь признать. Почему?
