Шэрон Кендрик - Неподсудная любовь
— Не стоит задавать подобные вопросы женщине, с которой минуту назад занимался любовью.
В такие моменты человек слишком уязвим, и может сказать лишнее. Дрожь пробежала по телу Сиенны — жар страсти начал остывать.
— Лучше бы разжечь огонь, — беспечным голосом произнесла она, вставая с дивана.
Пока Хашим занимался камином, девушка приготовила вкусный суп из экологически чистых овощей и подала его со свежеиспеченным хлебом из муки грубого помола и ароматным сыром с ближайшей фермы. Они утолили жажду настоем цветков бузины и зеленым чаем, сидя на ворсистом ковре напротив потрескивающего камина.
По телевизору шла старая мелодрама, и вскоре Сиенна начала шмыгать носом, как простуженная.
— Ты плачешь? — удивился Хашим.
— Ерунда, просто глупый, сентиментальный фильм!
— Иди ко мне.
И, хотя душа по-прежнему болела, Сиенна так и поступила.
Их времяпрепровождение было незамысловатым. Утренняя прогулка, затем посиделки у камина, согревающего после свежего морозного воздуха, не успевавшего потеплеть до вечера, когда алое солнце разводило пожар на полях.
Телохранители казались вполне довольными возможностью заниматься собственными делами, а телефон Хашима молчал. Однажды они даже совершили вылазку в небольшой местный паб, и если кто и подивился большой черной машине на парковке, вопросов им задать не потрудились.
Настоящий мир остался где-то невероятно далеко, и Сиенне отчаянно хотелось, чтобы так было всегда. Если бы не статус Хашима, они могли бы вести нормальный образ жизни. Шейх был прав: девушка принимала свободу как должное — и на этих выходных особенно лелеяла ее.
Она видела, что тени под любимыми глазами исчезают и даже крошечные морщинки в их уголках каким-то чудом разглаживаются.
Хашим чувствовал себя свободнее, чем во времена соколиной охоты в горах Кудамы, будто мельком взглянул на неведомый мир, который не удастся познать в полной мере.
В последнее утро перед отъездом он спросил, сам не зная, зачем:
— Ах, Сиенна, ты хотела бы, чтобы жизнь всегда оставалась такой простой?
Девушка, молча, улыбнулась. К чему бессмысленные вопросы?..
Закрыв бутылочку золотистого сиропа, — на завтрак были оладьи, — она предложила.
— Хочешь послушать радио?
Хашим нахмурился.
— Зачем?
— Ну, в последнее время Кудама часто мелькает в новостях.
Забавно: когда судьба предоставляет возможность высказать то, что давно лежало на душе, тебе вдруг хочется, чтобы такой момент не наступал. Он уставился в чашку, до краев наполненную изысканным янтарным чаем.
— Вскоре там начнутся выборы, и я должен буду уделить им много времени. Завтра улетаю обратно.
Сиенна кивнула.
— Знаю.
Хашим набрал воздуха в легкие.
— И не знаю, вернусь ли.
Ее сердце оцепенело от долго сдерживаемого страха.
— Тоже знаю.
Прими неизбежное. Так правильнее и проще.
— Хашим, все нормально. Тебе не нужно ничего говорить, и без того понятно — наша связь закончена.
Мужчина не стал отрицать очевидное, но в его глазах появилось обеспокоенное выражение.
— Я этого не хочу, Сиенна, но с каждым днем отчетливее понимаю — моя родина не здесь. У шейха есть определенные обязанности. Жестоко связывать тебя ни к чему не ведущими отношениями или обещать невозможное.
Совсем другие слова рвались с языка, но зачем произносить то, что не соответствует реальности? Не стоит заставлять ее и дальше ждать и надеяться на несбыточное.
От внимания Сиенны не ускользнула эта борьба эмоций. Но она уже получила больше, чем любая другая женщина могла надеяться, и теперь надо лишь оставить у него достойные воспоминания.
— Эти полгода было чудесными, но всему приходит конец.
Хашим нахмурился. А чего он ожидал? Что она расстроится, заплачет? Такая невозмутимость ударяла по самолюбию, остальные эмоции мужчина постарался заглушить.
— Ты кажешься почти довольной, — холодно заметил он.
— О, Хашим, — воскликнула Сиенна, — просто я трезво оцениваю реальность, и не вижу другого выхода!
Да, у него другая судьба, и своей свободой он не пожертвует. Вскоре за ним вновь захлопнется дверца золотой клетки, и дальнейшие размышления ни к чему хорошему не приведут.
— Иди ко мне, — сказал мужчина, раскрыв объятия.
Не стоило говорить, что все происходит в последний раз — это отражалось во взгляде, чувствовалось в нежности поцелуев, в каждой ласке. Они, казалось, открывали друг друга заново — и вместе с тем, навечно прощались.
— О, Хашим, — сдавленным голосом прошептала Сиенна.
Он понес ее наверх по шаткой лестнице в спальню и положил на кровать с особой осторожностью, будто куклу из тончайшего фарфора.
Они раздевались медленно, не произнося ни слова. На секунду девушка задумалась, сколько пар точно так же лежали в этой постели, сколько детей было здесь зачато… Призрачные поколения любовников минувших лет промелькнули перед мысленным взором, и на глаза навернулись горькие слезы, которые Хашим нежно утер.
— Не плачь!
Некоторое время они лежали, не засыпая, но вскоре Сиенна сделала попытку отодвинуться. Лучше сделать первый шаг, чтобы не оказаться в роли брошенной.
— Пойду, приведу в порядок кухню.
Хашим крепче обнял ее за талию.
— Это может сделать телохранитель.
Но она отрицательно покачала головой и высвободилась из объятий.
— Не надо посторонних. Давай я выброшу мусор, а ты помоешь посуду.
Шейх не знал, сердиться или смеяться.
— Да, Сиенна, — прошептал он.
На душе его лежал камень.
На обратном пути в лимузине царило молчание, хотя водитель и не мог ничего слышать. Начался дождь, и по затемненному стеклу барабанили капли — безысходные слезы небес.
Уже на подъездах к Кенсингтону Хашим взял девушку за руку и спросил:
— Поедешь со мной в отель?
— Нет.
— Сиенна?
Она повернулась к нему: в грустных зеленых глазах было столько достоинства, что у Хашима перехватило дыхание. Раньше он легко заставлял ее поступать против воли, пользуясь лишь силой сексуального притяжения. Но сейчас другое дело.
Они оба стали другими — равными. Сиенна откажется подчиниться, а Хашим, в свою очередь, не сделает попыток ее сломать. Конечно, неподходящее время для осознания таких вещей, но будет ли иное?
Только не с Сиенной.
Шейх открыл дипломат, который всегда был с ним, вынул маленькую кожаную коробочку и протянул девушке, однако та возмущено затрясла головой.
— Нет, Хашим! Мне не нужны твои бриллианты и изумруды, покорно благодарю! Я давно сказала, что меня нельзя купить!
