Морин Чайлд - Дочь моего врага
— Разве это удивительно? Разве не у каждого были в детстве разногласия с родителями? Ведь даже лучшие из них совершают ошибки, не так ли?
— Да, — ответил Саймон, не сводя с нее глаз. Ей казалось, что он читает ее мысли. — Кто так на тебя повлиял, Тула? Твоя мать? — тихо спросил он.
— Речь не обо мне, — ответила Тула, не желая продолжать разговор, который сама начала.
— Неужели? — Саймон направился к ней.
— Нет, — сказала она, качая головой.
Его темные глаза по-прежнему пристально смотрели на нее. Но она не нуждается в его сочувствии и не собирается рассказывать о своих детских страданиях человеку, который накануне ясно дал ей понять, как к ней относится.
— Речь идет о Натане и его благополучии, — добавила Тула.
Он остановился так близко от нее, что она почувствовала аромат его одеколона, который заставил ее вспомнить, как она отдавалась ему, глядя в его блестящие от страсти глаза.
— Ты сама это сказала. На всех нас влияют те, кто нас воспитывает. Твое воспитание повлияет на твой выбор няни для Натана.
Ее спина тут же напряглась. Саймон коснулся вопроса, который давно не дает ей покоя. Она много думала о своих родителях, о воспитании, которое они ей дали, и спрашивала себя, следует ли ей самой иметь детей. Правда состоит в том, что она всегда мечтала о крепкой любящей семье и в глубине души всегда знала, что из нее получится хорошая мать, поскольку она знает, что нужно ребенку.
— Нет, Саймон, ты ошибаешься на этот счет. Я согласна, воспитание важно для человека. Пока мы растем, оно оказывает на нас влияние. Но в какой-то момент мы становимся взрослыми и можем сами решать, кто мы и кем хотим быть.
Немного подумав над ее словами, Саймон произнес:
— Правда? Лично мне кажется, что мы всегда такие, какими были вначале.
Опасаясь, что он подойдет еще ближе и прикоснется к ней, Тула направилась в гостиную. Саймон последовал за ней. Ей хотелось, чтобы Натан сейчас проснулся, и она смогла прекратить этот разговор под предлогом того, что ей нужно проверить малыша.
Она остановилась у окна, Саймон — чуть позади нее.
— Хочешь сказать, что твои родители никак не повлияли на то, кем ты стала?
Тула горько усмехнулась про себя. Разумеется, ее родители оказали на нее сильное влияние. Ее мать Кэтрин была красивой женщиной, у которой напрочь отсутствовал материнский инстинкт. Она гораздо комфортнее себя чувствовала на коктейльных вечеринках, чем на родительских собраниях. Детей она считала источником шума и всевозможных неприятностей.
Дочь стала для нее обузой, но именно благодаря ей Кэтрин смогла получить при разводе кругленькую сумму. Она не могла дождаться, когда сможет освободиться от своих материнских обязанностей. Утром того дня, когда Туле исполнилось восемнадцать, Кэтрин уехала из Кристал-Бэй.
Тула так отчетливо помнила их прощальные объятия и короткий разговор, будто это было только вчера.
Аэропорт был переполнен. Радость встреч соседствовала с горечью расставаний.
— У тебя все будет хорошо, Тула, — сказала ей мать на прощание. — Ты уже взрослая. Я выполнила свои обязанности по отношению к тебе. Теперь ты сможешь сама о себе позаботиться.
Тула хотела попросить мать не уезжать. Сказать Кэтрин, что она еще не готова остаться одна. Что она немного боится будущего. Но она знала, что это было бы бессмысленно. Ее мать душой всегда была в Италии. Ей не терпелось туда отправиться. На лето Кэтрин сняла себе виллу в пригороде Флоренции. Куда она собиралась потом, Тула понятия не имела. Она была уверена лишь в том, что ее мать не вернется.
— Мне пора идти на посадку. Поцелуй меня.
Тула сделала это и с трудом поборола в себе желание крепко прижаться к матери и попросить ее остаться. Конечно, Кэтрин нельзя было назвать хорошей матерью, но, по крайней мере, до сих пор она всегда была рядом с дочерью. Отец Тулы живет в Сан-Франциско, и, вернувшись домой, она впервые останется одна. Это пугало ее больше всего.
К счастью, у нее есть Анна Кэмерон и ее семья. Эти люди поддержат ее, как поддерживали всякий раз, когда она в этом нуждалась. Тула всегда мечтала о такой семье, как у ее подруги. Мать Анны умерла, когда та была еще ребенком, но ее отец женился во второй раз на хорошей женщине, которая полюбила Анну, как родную дочь. «Одним желанием ничего не изменишь», — твердо сказала себе Тула и заставила себя улыбнуться.
— Наслаждайся Италией, мама. Со мной все будет в порядке, — сказала она.
— Я знаю, Тула. Ты умная девочка.
После этого Кэтрин пошла на посадку. Удаляясь, она ни разу не обернулась, чтобы помахать дочери, смотревшей ей вслед.
Тула неподвижно стояла на месте до тех пор, пока самолет не превратился в черную точку на небе. Затем она вернулась в пустой в дом и дала себе слово, что однажды у нее будет такая семья, о какой она всегда мечтала.
Саймон наблюдал за ней, ожидая ответа на свой вопрос. Проведя ладонями вверх-вниз по своим плечам, она прогнала остатки воспоминаний и наконец сказала:
— Разумеется, мои родители на меня повлияли, но не так, как можно подумать. Я не хочу быть такой, как они. Я не хочу того, чего хотели они. Я приняла сознательное решение быть самой собой, а не просто веточкой на генеалогическом древе.
В его глазах промелькнуло удивление, причину которого она не поняла.
— Ну и как? Получается?
— До сих пор получалось, — призналась она.
Саймон подошел ближе, и Тула попятилась назад. В данный момент она чувствовала себя уязвимой, и последнее, чего ей хотелось, — это находиться сейчас рядом с ним. Она двигалась до тех пор, пока не уперлась в сиденье диванчика, стоявшего у окна. Тогда она резко опустилась на него.
Рассмеявшись, Саймон спросил:
— Я заставляю тебя нервничать, Тула?
— Конечно нет, — ответила она, хотя ее разум кричал: «Да!» Этот мужчина внезапно начал вызывать у нее чувство тревоги, и она не знала, что ей с этим делать. С тех пор как она с ним познакомилась, Саймон Брэдли раздражал ее, интриговал, но тревога была в новинку.
Тула знала, что большинство людей считают ее несерьезной. На самом деле это не так. Она всегда знала, чего хотела. Жила так, как ей нравилось, и не собиралась ни перед кем оправдываться.
По крайней мере, до встречи с Саймоном. Этот мужчина соблазнял и оскорблял ее. В одну секунду он приводил ее в ярость, в следующую — вызывал у нее желание. Для человека, привыкшего жить по распорядку, он слишком непредсказуем. Она не может предугадать, что он скажет или сделает дальше, и это заставляет ее нервничать. Разумеется, она никогда ему в этом не признается. Чтобы сохранить драгоценное спокойствие, она быстро продолжила:
