Патриция Хорст - Заветная тайна
— В самом деле? Тогда почему я чувствую себя последним мерзавцем? Словно я обманул нас обоих и вдобавок причинил тебе боль.
— Ты не причинил мне боли, — отчаянно заявила Вивиан, уже еле сдерживая слезы. — Ты со мной честен, а ведь только это и имеет значение.
— Честность для тебя очень важна, верно?
— Да, особенно в отношении чувств. Я долгие годы верила в любовь тети: она ведь так старательно скрывала свою неприязнь ко мне!
Молодая женщина вдохнула морозного воздуха, от души надеясь, что не поддастся малодушному порыву выплакаться на плече соседа. Жалость к самому себе почти всегда омерзительна, и притом небезопасна. Сочувствие ей не нужно, и притворные заверения в любви — тоже. И того и другого судьба отпустила ей с лихвой — до конца жизни хватит!
— Ты была совсем маленькой, когда переехала к тете?
— Да! — Она откинула капюшон и подставила личико бледным лучам солнца. — Мне было восемь, а Элисон — пять. Разумеется, я понятия не имела, насколько тетя нам «рада», и поняла это очень нескоро. — Вивиан нервно затеребила меховую полость. — Тетя прилежно исполняла все, что требуется от приемных родителей, но скорее из чувства долга, нежели из любви к нам. Дядя и тетя не желали обзаводиться своими детьми, и две чужие, несчастные девочки, что свалились им на руки нежданно-негаданно, очень их стеснили.
— По крайней мере, вас было двое. — Дерек стянул перчатки и положил руку на спинку сиденья. — Неудивительно, что ты тут же поспешила к сестре, услышав о несчастье. Вы, должно быть, очень близки?
— Не особо. По мере того как мы взрослели, обнаружилось, что у нас очень мало общего. — Вивиан пожала плечами, ощущая опасную близость его руки. — Элисон быстро приспособилась к новой ситуации, в отличие от меня. Наша тетя — светская дама, она постоянно задавала роскошные балы и вечеринки; а нас наряжали и выводили к гостям, чтобы все оценили тетин великодушный жест. Я была некрасивым, застенчивым ребенком, не умела держаться в обществе, а Элисон с самых ранних лет обожала шумные компании. Прелестная, забавная, веселая, такого ребенка всякий полюбит, даже если ножки у нее не такие стройные, как у меня.
— Ножки? — Дерек изумился. — При чем тут ножки?
— Это одно из моих немногих достоинств, — честно призналась Вивиан. — Ножки, волосы и ум — вот и все, что у меня есть, если верить тете.
— Твоя тетя — непроходимая идиотка! — заверил Кейдж. — Как и ты, впрочем, если веришь в подобную чушь.
— Тете тоже приходилось непросто. Пойми: Элисон была слишком мала и почти не помнила родителей, а я помнила и ужасно тосковала. Мне не хотелось, чтобы кто-то занял их место. Элисон была привязчивой, ласковой девочкой, а я — нет. Она целовала и обнимала всех без разбора, обожала красивые платья, словом, куколка, а не ребенок, все гости ею восхищались, а вот я…
— Да? — Дерек погладил ее по щеке. — И какой была ты, Вивиан?
— Наверное, неблагодарной… И уж совершенно определенно — нелюдимой! — Она раздраженно дернула меховую полость, досадуя, что в голосе прозвучала жалобная нота. — Сколько бедных зверушек пришлось принести в жертву, чтобы сшить такое покрывало?
Если Дерек и удивился нежданной смене темы, он ничем того не показал.
— Понятия не имею! Эту штуку мой дедушка подарил моей бабушке в тот же самый год, когда заказал для нее эти сани. — При этих словах он накрыл рукой ладонь соседки. — А до того ее тоже считали нелюдимой.
Может ли такое быть: вокруг зима, но от прикосновения его пальцев по телу разливается благодатное тепло и розовеют щеки?
— А на самом деле? — переспросила Вивиан, упорно избегая его взгляда.
— А на самом деле она просто не походила на других, вот как ты. Она родилась в Англии. Богатые родители, гувернантки, первый бал, весь свет у ее ног… Началась первая мировая война; она, еще совсем девочка, завербовалась медсестрой в лондонский госпиталь. Мой дед оказался там в числе раненых, доставленных из Франции. Бабушка влюбилась в него с первого взгляда. Они поженились в пятнадцатом году: в ее родовом поместье сыграли пышную свадьбу, и сразу после этого дед увез бабушку домой, в Штаты.
— Вот на эту самую ферму? — История так захватила Вивиан, что молодая женщина позабыла все свои страхи. Дерек тем временем пододвинулся совсем близко и обнял соседку за плечи.
— Не совсем. Большой дом строился несколько лет. А молодожены поселились в хижине, в которой не было ни воды, ни отопления.
— Боже, как же она там жила?
— Так и жила — тосковала по дому и изнывала от одиночества. Первого ребенка, мою маму, она родила в этой самой хижине, без чьей-либо помощи: ни родственников, ни акушерок, ни каких бы то ни было удобств! С женами окрестных фермеров она не общалась, друзей так и не завела. Единственной точкой соприкосновения с внешним миром для нее стали письма из дома, а в те времена почта работала из рук вон плохо, корреспонденция шла месяцами, и новости безнадежно устаревали. Вся ее жизнь сосредоточилась в четырех стенах: муж работал на ферме, летом вообще возвращался только к ужину.
— Должно быть, она очень его любила…
— Да, но все равно брак едва не распался. Второй ее ребенок родился мертвым. Во время родов с нею никого не было, и бедняжка не сомневалась: дитя можно было бы спасти, окажись рядом врач.
— Представляю, какое это горе: потерять ребенка!
— Худшему врагу того не пожелаю, — проговорил Дерек так, что, если бы не его рассказ о своем бездетном браке, Вивиан непременно предположила бы: он и его жена потеряли сына или дочь.
— И что было потом?
— Она объявила мужу, что уезжает домой вместе с ребенком, потому что не в силах больше выносить одиночество. Ее сын лежал в могиле рядом с домом, а дочь росла в глуши, не получая должного воспитания.
Любуясь на чеканный профиль Дерека, Вивиан подумала про себя, что, если бы его дед был хотя бы вполовину так же красив и хотя бы на одну десятую столь же искушен в любви, как его внук, ни одна женщина его бы не бросила.
— Он отговорил жену?
— Нет. Он запряг повозку, отвез жену в город и купил ей билет на поезд. Но в последний момент она так и не смогла уехать. Чемоданы были уже погружены, она взошла на первую ступеньку вагона и тут совершила ошибку: поглядела сверху вниз на него и, как мне думается, воскликнула: «Мы столько пережили вместе; неужели ты так и будешь стоять столбом и не заставишь меня вернуться, непроходимый ты дурак?»
— Ох! — Вивиан яростно заморгала, смахивая непрошеные слезы. — Всегда питала слабость к счастливым концам!
— Ну, это еще не конец, — продолжал Дерек, не сводя со спутницы глаз. — Разумеется, она вернулась, но оба пережили настоящее потрясение и поневоле задумались о будущем. Дед осознал, что жене необходимо общение с людьми: ведь муж и ребенок — это еще не все. Так что на Рождество он подарил ей эти сани, и она смогла ездить в гости к женам окрестных фермеров. Очень скоро распространился слух о том, что бабушка когда-то работала медсестрой, и народ стал обращаться к ней за помощью по поводу и без повода: а к следующему лету она стала уже легендой здешнего края.
Дерек помолчал немного и подмигнул соседке.
— А с чего, собственно, мы начали?
— Я спросила про полость из бизоньих шкур. Но что было дальше?
— Да ничего особенного. Маму отправили в частную школу; однажды летом она приехала на каникулы и по уши влюбилась в соседа-фермера. Они поженились, у них родился сын — я. Правда, они вскоре обосновались в Сиэтле. Там же родилась и моя сестра. А ферма пришла в упадок, часть земель продали, родители мои умерли, и усадьба пребывала в запустении до тех пор, покуда ею не заинтересовался я.
— А твоя сестра? — напомнила Вивиан.
— Она… погибла, — коротко отозвался Дерек.
Молодая женщина повернула руку ладонью вверх, так, что хрупкие пальчики сплелись с его пальцами.
— Я не хотела, Дерек…
— Ты тут ни при чем… — Он надолго замолчал. — В этом году не повезло тебе с Рождеством, верно?
— Это было… — Что сказать? Забавное приключение? Новый опыт? Приятное разнообразие? Тривиальные ответы теснились в голове, один удачнее другого, ведь мисс Вивиан Шелби, директриса, превосходно умела отделываться ничего не значащими формулами вежливости. Но молодая женщина не учла того, что в решающий момент опустит взгляд на губы Дерека — такие близкие, такие желанные… — Это было чудо, — вздохнула она.
Кейдж осторожно поцеловал ее — сперва в левый уголок губ, потом в правый и наконец прямо в уста. Покоряясь его власти, Вивиан потянулась к любимому всем своим существом, пылко отвечая на ласку и гадая про себя: сумеет ли она сказать «прощай», когда настанет время уезжать.
— Кажется, нам следует остановиться, — хрипло проговорил Дерек, с трудом отрываясь от ее губ. — Погода не располагает к любовным играм, даже если полость из бизоньих шкур и защищает от ветра.
