Олег Суворов - Моя единственная
— Но это же биохимия, а, влюбляясь, пишу стихи!
— Сочиняя их под воздействием того же тестостерона!
— И именно в такой любви вы мне признаетесь?
— Не сбивайте меня с толку, — улыбнулся Дмитрий и взял ее за руку.
Сейчас, при всей глупости этого разговора, Наталья не чувствовала в себе сил сопротивляться его откровенному, но такому завлекательному цинизму, как не сопротивлялась и тогда, когда он довез ее до дома и, спрятав очки в карман дубленки, поцеловал. Она не стала разжимать губ, а когда он попытался привлечь ее к себе, мягко отстранилась.
Во всех западных фильмах герои после такого вечера обязательно отправляются на квартиру к кому-нибудь из них двоих. К себе домой Дмитрий ее не приглашал, чувствуя, что она все равно не поедет. А у нее дома давным-давно храпел муж. Да, Дмитрий вел себя в лучших традициях обольщения, а Наталья при всем желании не смогла бы ответить ему тем же. Ей не хотелось казаться неблагодарной, но не хотелось и уступать, не разобравшись в своих чувствах. Может быть, поэтому она согласилась на его новое предложение поужинать в том самом знаменитом «Трактире на Клязьме».
Естественно, Наталья ничего не сказала мужу, тем более что они не разговаривали уже два дня, а просто оделась и вышла на улицу. Но вместо привычного белого «мерседеса» ее поджидали обычные «Жигули», причем, кроме Афанасьева, в машине никого не было.
— Добрый вечер.
— Здравствуйте. — Она уселась, подобрав подол платья, и захлопнула дверцу. — Что за конспирация, и где телохранители?
Он принужденно усмехнулся.
— Сегодня я решил обойтись без них, хотя, на самом деле, кое-чем рискую.
Заурчал мотор, и они тронулись по скользкой, накатанной дороге мимо мокрых сугробов.
— А вы любите рисковать, вы смелый человек? — не без некоторой доли ехидства спросила Наталья, на что он лишь пожал плечами, не отрывая глаз от дороги.
— Не знаю. Наверное, смелый, но без экстремизма.
Наталья сняла с приборного щитка пачку легкого «парламента».
— Это для меня?
— Конечно, я же не курю.
— Спасибо за заботу.
— Не за что.
Тем временем они подъехали к какому-то шлагбауму, от которого к ним уже шел сторож. Пока Наталья закуривала, Афанасьев сказал ему несколько слов, и тот, кивнув, пошел открывать. Через несколько минут они проехали по территории пансионата и остановились. Знаменитый трактир находился на задворках между столовой и лыжной базой, но внутри было достаточно уютно, хотя и шумно. Оказалось, что столик для них уже готов, холодные закуски и шампанское появились мгновенно, а шашлыки официант обещал принести «как только пожелаете».
— С холодными закусками в наших ресторанах дела обстоят неплохо — это мы переняли у немцев, — заметил Афанасьев, разрезая лежавший перед ним балык, — а вот с горячими пока не очень. Так что в шашлыке я не уверен.
Наталья кивнула, присматриваясь к публике. Пожалуй, ради такого места не стоило надевать свое лучшее темно-вишневое платье с серебряными блестками по всему подолу. Здесь были отдыхающие из пансионата — лысоватые мужики в лыжных костюмах, пившие водку и непрерывно курившие, и даже какая-то студенческая компания, смеявшаяся за столом, густо уставленным пивными бутылками.
Когда она вновь обернулась к своему спутнику, то обнаружила, что Дмитрий очень внимательно на нее смотрит.
— Вам здесь не нравится?
— Да нет, почему же… Просто я подумала, что вполне могла бы обойтись джинсами и свитером.
— О да! Вы настолько красивая женщина, что я не могу представить наряд, который бы вас испортил. У вас такой изумительный разрез глаз, бесподобная кожа, такие блестящие глаза, в которые можно смотреть бесконечно долго, такие волосы, которые, наверное, никогда не наскучит гладить…
— Ого! — воскликнула Наталья и с некоторым удивлением взглянула на него. — Поэт-бизнесмен — это нечто не менее невероятное, чем женщина-философ! А ведь вы еще даже не выпили.
— Все-то вы помните, — произнес Дмитрий так задумчиво, что у нее вдруг проснулась к нему какая-то теплая симпатия.
— Что с вами?
— А? Нет-нет, ничего. Сказать, чтобы принесли шашлык?
— Не надо, попозже.
— Ну, хорошо.
Они чокнулись и выпили. Наталья сидела спиной ко входу и к большей части зала, так что могла видеть только Афанасьева, да еще одну немолодую супружескую пару, чей стол был единственным, на котором, кроме ужина, красовались лишь две бутылки боржоми. Супруги смотрели на нее так, словно она была дорогой кокоткой, впрочем, Наталью это не столько сердило, сколько забавляло.
Ресторан был разделен на два небольших зала, в одном из которых было чуть посвободнее, и именно там играла музыка и танцевали. Прямо в проходе из одного зала в другой находился буфет, откуда исходил пряный шашлычный дух, мешавшийся с сигаретным дымом. А за низкими застекленными окнами виднелись сиреневые февральские сугробы. Ей вдруг захотелось опьянеть, и она залпом выпила весь фужер. Афанасьев потянулся налить ей еще, а она закурила и, полуприщурившись, посмотрела на него.
— Кстати, вы мне не сказали самого главного: вы женаты?
— Нет.
— И у вас нет снятого с пальца кольца в нагрудном кармане пиджака?
Он засмеялся.
— Честное слово, там только носовой платок.
— А почему?
В этот момент Дмитрий смотрел куда-то в сторону, и только тут она заметила, как странно его упрямый подбородок сочетается с пухлыми, почти женскими губами.
— Что, простите? Ах, почему не женат. Наверное, потому, что не в этом счастье.
— А в чем же, по-вашему?
Тут он глянул на нее и даже снял очки, два раза мигнув при этом внимательными серыми глазами.
— Если быть откровенным, а с вами мне только таким и хочется быть, то, по-моему, счастье — это власть. И могу даже объяснить почему.
— Объясните. — Наталья не слишком удачно выдохнула сигаретный дым, и Дмитрий, весело поморщившись, отогнал его от их столика.
— Все очень просто. Власть — это концентрированное выражение всего, что можно желать, поэтому она никогда не надоедает. И это единственное из удовольствий, которого чем больше имеешь, тем больше хочется. А счастьем должно быть такое состояние, которое никогда не может надоесть.
— Интересно. — Наталья была действительно заинтересована. — Но это не объяснение того, почему вы не женаты.
— А с этим еще проще. — Он развел руками и вновь свел их вместе. — Никак не стыкуется. Те женщины, на которых я бы хотел жениться, не слишком стремились за меня замуж, а те, которые стремились к этому, не слишком вдохновляли меня самого. До встречи с вами я уже бросил искать подобное счастливое сочетание и стал их просто покупать.
