Патриция Хорст - Лучший из лучших
Лорена выключила воду, вышла из ванной и надела красное шелковое кимоно. Интересно, почему везде такая необычная тишина. Она подошла к открытому окну, выходящему в сад. Ее мать показывала отцу розы, которые выращивала каждый год с такой любовью. Он наклонился над ее креслом и что-то говорил, но слабый шум прибоя мешал Лорене расслышать его слова.
Однако этот отдаленный шум не помешал ей услышать слова, доносящиеся из приоткрытой двери соседней комнаты, в которой накануне ночевал мистер Тэрренс.
— Да, конечно, — произнес принадлежащий ему голос. — Мне тоже очень жаль, детка, но я обещаю, что скоро закончу здесь дела и сразу приеду… Да, я сам не рад, что взялся за это, с ней просто невозможно иметь дело… Я тоже люблю тебя, дорогая, ты знаешь это… Береги себя, милая, мы скоро увидимся, я обещаю.
Лорена услышала звук трубки, повешенной на рычаг, потом звук открывающейся молнии и тихое насвистывание.
Она как-то успела забыть, что в жизни Ника есть другие женщины, забыла о флаконе с ароматической солью в его ванной, забыла об открытии, сделанном в его спальне. Возвращение к реальности было ошеломляющим. Лорена не могла сразу справиться с нахлынувшей болью, с потребностью увидеть его, напомнить, что она тоже занимает какое-то место в его жизни.
Ник заметил ее тень на пороге и поднял глаза.
— Привет! Чувствуете себя лучше после душа?
— Намного, — сказала она и вдруг увидела на кровати открытый чемодан. Паника охватила ее.
— Я могу чем-нибудь быть вам полезен? — спросил Ник.
— Я… я услышала здесь голоса, и…
— Да, я воспользовался телефоном с любезного разрешения миссис Гордон.
С кем же ты говорил, кого ты называешь деткой, дорогой, милой? Лорена не осмелилась задать этот вопрос вслух. Она откашлялась и сказала:
— Я вижу, вы укладываете чемодан…
— Так и есть. — Он открыл дверцу шкафа и достал оттуда свои вещи.
— Но почему? Наш самолет только завтра.
— Сегодня я буду ночевать на первом этаже в кабинете.
Лорена сразу почувствовала что-то неладное.
— Но почему? — снова повторила она.
— Потому что здесь будет спать Доналд.
— Что?!
— Лорена, вы слышали меня. Ваш отец остается здесь, а он не может в его возрасте ночевать на диване, когда есть нормальная кровать.
— Но у него нет никакого права здесь находиться!
Ник посмотрел на нее с таким нескрываемым презрением, что она попятилась.
— Элизабет так не считает. И я могу даже предположить, что он провел бы сегодняшнюю ночь в ее постели, если бы ваша мать не боялась преждевременно свести вас в могилу.
— Неужели она пригласила его остаться?
— Правильно. По меньшей мере, пока мы не вернемся из Майами, а может, и дольше.
— Я… я вам не верю!
— Ваше право, Конфетка.
Ник прошел в ванную, молча и быстро собрал зубную щетку, пасту, бритвенные принадлежности. Столько неодобрения было во всех его движениях, что Лорена нерешительно спросила:
— Вы чем-то рассержены?
— Неужели вы заметили? Да, не скрою.
— Вы сердитесь на меня, да?
— Опять вы правы. Но не настолько, чтобы это помешало мне уснуть.
Лучше бы он ударил ее, чем говорить с ней таким тоном!
— Если это из-за отца, то я ничего не могу тут поделать, — произнесла Лорена дрожащим голосом.
— Можете, Конфетка, можете, просто не хотите.
— Вы не понимаете, что это такое, когда близкий человек уходит из вашей жизни.
Он перестал возиться с чемоданом, поднял глаза и ожег ее взглядом.
— Нет, Конфетка, к сожалению, понимаю. И я бы отдал что угодно, лишь бы мама вошла сейчас в эту дверь. Что угодно. Абсолютно все.
— Это не совсем то, Ник. Мой отец предал меня…
— Он искренне сожалеет об этом, Лорена.
— Я вижу, бесполезно обсуждать эту тему. Вы не хотите понять меня. Он добился вашего сочувствия, вы теперь на его стороне. — Лорена смотрела на Ника с отвращением и сожалением, забыв о недавнем влечении к нему, о желании, охватывающем ее.
— Вам пора понять, что люди не обязаны принимать чью-то сторону, а могут сохранять нейтралитет, пока не познакомятся со всеми фактами. Но так поступают взрослые люди, так что от вас я не жду ничего подобного. Вы ведете себя как испорченный, избалованный ребенок!
— Не надо меня воспитывать, Ник! — огрызнулась она. — И не надо думать, будто знаете о моем отце больше меня. Он пришел слишком поздно, чтобы я могла ему поверить.
— Я рад, что меня связывают с вами только официальные отношения. Не хотел бы я иметь дело в частной жизни с человеком с таким несгибаемым характером, с человеком, не умеющим прощать. Хотя не думаю, что вас это интересует. Слишком вы уверены в своей правоте и в том, что все остальные ошибаются. Такие люди, как правило, не интересуются чужим мнением.
— Почему вы рисуете меня такой негодяйкой? — Лорена всхлипнула, потрясенная до глубины души тем, что он категорически отказывается понять ее точку зрения.
— А почему вы не хотите смягчиться и дать вашему отцу еще один шанс? Ваша мама может, а ведь она потеряет намного больше, если ошибется.
— Нет, это слишком рискованно.
— Жизнь вообще полна риска. Вы рискуете каждый раз, когда переходите улицу, когда садитесь за руль, когда берете деньги в банке и выходите на улицу с сумочкой, полной наличных. Вы прекрасно знаете, что на свете масса людей, которые могут ударить вас камнем по голове и вырвать сумку, когда вы меньше всего к этому готовы. Но вы все равно делаете это и не задумываетесь о риске.
— Это совсем другое. А сейчас я боюсь.
— Но вы же не боялись бросить мне вызов, хотя полагали, что я страшнее черта. И вы не боитесь пуститься в погоню за Кроссом.
— Это совсем другое, Ник. И я бы боялась, если бы вы не были со мной. Я доверяю вам, Ник.
— Нет, Лорена, это пустые слова. Вы не доверяете ни одному мужчине, а может, и ни одной женщине. Иначе вы бы услышали то, что я пытаюсь вам сказать. Вы бы поверили вашей матери, что только со смертью кончается надежда, что можно и нужно пытаться наладить отношения, о потере которых люди искренне сожалеют.
— Ясно, вы пытаетесь мне сказать, что я не права, правы все остальные. Думаю, вы недалеки от истины, относительно вас я точно ошиблась.
— Почему же? — усмехнулся Ник. — Потому что я позволил себе не согласиться с вами?
— Потому что я полагала, будто нравлюсь вам. Вы так целовали меня… — Голос Лорены прерывался, она чуть не плакала. — Вы заставили меня поверить, что хотите меня. А на самом деле… я теперь вижу, что все это для вас ничего не значит…
— То есть вы мне не доверяете. Что и следовало доказать. Спокойной ночи. — Ник застегнул чемодан, поднял его и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
