Диана Рейно - Небесная птаха
— Да, ты верно заметил. Это распечатки, Дик. Это все, что у меня осталось от моих картин, потому что они мне больше не принадлежат.
Дик открыл было рот, чтобы задать вопрос, но Мирабель приложила палец к губам. Опустившись прямо на пол, скрестив по-турецки ноги, наклонив голову так, что черные волосы почти заслонили лицо шелковистым занавесом, она начала сбивчивый рассказ.
За минуты, пронесшиеся вихрем, но показавшиеся Дику вечностью, он узнал от Мирабель то, что даже и предполагать о ней не мог.
Оказывается, еще в школе она подавала большие надежды по части рисования. Преподаватели отмечали у нее необычную колористику, смелость в смешивании и сочетании красок и приемов… Ей одинаково удавались и карандашные портреты, и яркие пейзажи акварелью или маслом. Но больше всего Мирабель тяготела к своеобразным графическим сюжетам, которые могли быть как классическими, так и вольными. Она с одинаковым удовольствием рисовала этюды на заданную тему, иллюстрации к сказкам, натюрморты с «одушевленными» фруктами и овощами, рекламные плакаты…
Так она и получила стипендию в университете.
Ей прочили блестящее будущее, но Мирабель как-то не задумывалась об этом. Дик предположил, что она слишком распылялась на псевдобогемный круг общения, различные тусовки и прожигание жизни в барах.
О нет, ничего подобного… Она так отдыхала, но учебе и работе уделяла более чем достаточное время. И между делом умудрялась начинать и заканчивать полноценные картины. В них она вкладывала всю душу, все своеобразие своего вкуса, фантазию и свои представления о стиле.
Картины она никому не показывала. Почему? Бог его знает… Может быть, в ней напрочь отсутствовало тщеславие? Может, потому, что считала — в мире искусства и богемы и так полным-полно желающих продвинуться, заявить о себе, явить миру весьма средние произведения и при любой возможности пиариться?
Как бы то ни было, картины эти никто не видел… А их уже набралось изрядное количество. И тут Мирабель загремела в больницу.
— Дальше я тебе рассказывала.
— Рассказывала, да не все, моя милая. Выкладывай теперь то, о чем умолчала раньше…
Мардж навещала ее в больнице. В отличие от Мирабель она не слишком-то преуспела. Стипендию она не получила, а таких денег, чтобы самой оплатить свое обучение, не заработала. Так и подрабатывала то в одной закусочной, то в другой. Снимала комнату вместе с еще двумя приятельницами. Ходила в кино на утренние сеансы, а по вечерам раскручивала завсегдатаев баров на стакан имбирного пива.
— Ты сама сообщила ей, что тяжело больна?
— Нет. — Пауза. — Это сделал мой… приятель. Да, тогда я встречалась с Томми, начинающим продавцом в бутике. Томми навестил меня в больнице один раз, принес маленькую орхидею. Услышал, что пока нет ясности насчет моего здоровья. А в следующий раз он заглянул уже с намерением попрощаться. «Ты же понимаешь… э-э-э… Мирабель… ты хорошая девушка… и талантливая… но… э-э-э… я же не могу ждать столько времени… ты должна меня понять… а в данный момент со мной хочет встречаться Сара… помнишь, такая, с африканскими косичками… Ну вот, собственно говоря, и все… Не переживай, старушка, наверняка ведь выкарабкаешься… Будешь снова на Манхэттене — позванивай, выпьем в баре… э-э-э…»
— Вот подлец! — с чувством произнес Дик.
Дальше история приняла неожиданный оборот. Мардж, навещая сестру, попросила у нее ключи от квартиры. Цветы поливать и всякое такое… И вообще, квартира ведь простаивает пустая. Мало ли что. Мардж бы пока пожила в ней, заплатила квартирной хозяйке… Мирабель согласилась с этими доводами и дала ключи.
— Что было дальше?
— Ты не поверишь.
— Поверю. Продолжай.
В один прекрасный день Мардж появилась в палате, где лежала Мирабель, с какими-то бумагами. Состояние Мирабель было не из легких. Все плыло перед глазами, словно туман окружал ее.
— Мардж сказала, что положение тяжелое. Это я знала от лечащего врача и без нее. Она сказала, что надежда все равно есть. Опять же это не слишком сильно расходилось со словами врачей. Можно, сказала она, попробовать новую терапию. Но полной гарантии врачи не дают, поэтому мне следует подписать бумагу, где я даю согласие на данный вид лечения и заверяю, что не буду иметь впоследствии претензий к врачам, так как они сделают все возможное.
— Какая глупость! — с досадой сказал Дик. — Стали бы они подсылать к тебе с этими бумагами сестру.
— Тогда это не было для меня столь очевидным. К тому же учитывая мое состояние… Я все подписала. Как в тумане, поставила подпись там, куда Мардж ткнула пальцем. «Надо бороться за свое место под солнцем», — сказала она и ушла. Откуда мне было знать, что она имела в виду себя?..
— Продолжай.
— Среди тех бумаг была совершенно особая бумага. Если верить моей подписи на ней, я передала Мардж исключительные авторские права на все те картины, которые она обнаружила в моей квартире…
— Неслыханно!
— Да, это так, — с видом грустного маленького эльфа произнесла Мирабель. — Тогда я еще не знала, какие будут последствия… Вернее тогда я не знала и о бумаге.
— А когда узнала?
— Когда окончательно поправилась. Канингем настоял на том, чтобы я заехала на свою квартиру, взяла те вещи, которые мне понадобятся, и немедленно отправлялась в аэропорт. Он считал — чем раньше я окажусь тут, тем лучше. Сам он тоже оперативно свернул всю свою медицинскую деятельность. Я приехала домой… Я надеялась решить вопрос с квартирой мирно — пусть Мардж живет там, пока я не вернусь… Я еще не знала, вернусь ли я, но у меня в голове бродили мысли — восстановиться и вновь побывать в Нью-Йорке. А там будет видно, где нам с Канингемом лучше жить…
— Понимаю, — кивнул Дик.
— В своей квартире я увидела то, что никак не ожидала увидеть… Картины, вытащенные и разложенные по всей гостиной. «Что это? — спросила я. — Кто позволил тебе их трогать? Как ты их нашла? Ты что, рылась в моих вещах, проводила обыск в моей квартире?» — «Ну, дорогуша, должна же я знать, что лежит в квартире, где я поселилась». — «Ты поселилась тут временно. Так зачем ты вытащила картины?» — Мирабель сжала голову руками; эта ситуация до сих пор стояла у нее перед глазами. — И тут… И тут я услышала от нее то, что повергло меня в шок. Она сказала, что часть картин уже увезли.
— Куда?
— На выставку! Представляешь?! Она решила выставлять мои картины под своим собственным именем!
— Вот это да, — тихо присвистнул Дик.
— Пока я захлебывалась кашлем в больнице, моя дорогая сестричка не теряла времени даром. Она связалась с несколькими художественными галереями, с агентами, искусствоведами. Все они сказали, что это очень и очень неплохо… И что можно бы устроить персональную выставку. И многое на этой выставке наверняка продастся, если автор картин пожелает их продать…
