Кара Колтер - Комната девственницы
Поначалу Эмма была ошеломлена тем, что Питер — богатый, красивый, образованный, утонченный, — стал приглашать ее на свидания. Словно случилось чудо — ее полюбил уверенный в себе мужчина, добившийся успеха, происходящий из известной семьи… Но прошло немного времени, и она поняла, что внешность Питера, которая произвела на нее такое сильное впечатление, — единственное, что заботит этого мужчину. Он носил только итальянскую обувь, признавал галстуки лишь от одной фирмы и всегда старался выглядеть безупречно, вне зависимости от времени суток.
А еще через какое-то время Питер начал делать Эмме замечания: «Надеюсь, ты не собираешься надеть эту вещь?» Или: «Было бы лучше, если бы ты сказала миссис Смит, что тебе доставляет удовольствие твоя благотворительная рождественская деятельность, а не рассказывала ей ту ужасную историю о бездомном».
Эмма старалась угодить Питеру изо всех сил, ожидая хоть какого-то одобрения с его стороны, но так и не дождалась. И все чаще задумывалась о том, что ее отношения с Питером напоминают вечную историю с ее матерью: та искала в своих партнерах то, что ей никто и не собирался давать.
Поэтому Эмма обрадовалась, узнав, что бабушке нужна помощь. Радовалась, что есть место, где ее ждут. Радовалась возможности ускользнуть от исполнения роли, которую играла в спектакле для Питера.
Когда в доме еще шел ремонт, Эмма пригласила его, надеясь, что ему понравится «Белый пруд» и что они станут проводить здесь лето, когда поженятся. Но Питер высокомерно осведомился, не рассчитывает же она в самом деле на то, что ей удастся превратить «эту развалюху» в дворец?
А затем — последний удар. По телефону…
Трус!
«Моник принадлежит к тому же кругу, что и я. Ты сама виновата, ведь ты уехала. Ты осмелилась ставить свои интересы выше моих…»
Как могло случиться, что прекрасный мужчина — воплощение ее идеала — превратился в копию ее матери, да еще со снобистскими замашками? Оба оказались эгоистами, их интересы были превыше всего. Но как только люди перестают возводить их на престол, они сразу же забывают об их существовании. Как же она могла терпеть Питера так долго, зная, что настоящая любовь — это всегда потребность отдать, а не взять?
«Так, может, напрасно я жду и Линелль? — подумала Эмма, вглядываясь в дорогу. Если уж мама не приехала на похороны своей матери, не наивно ли с моей стороны ожидать, что сейчас она приедет на праздник, которому не придает никакого значения?»
«Нет, она должна приехать, — убеждала себя Эмма. — Она сказала, что приедет».
«Но разве Линелль сдерживала свои обещания?» — прошептал ее внутренний голос.
«Я буду ждать ее до конца! — велев своему внутреннему голосу замолчать, сказала Эмма. — Буду верить, пока не приедет автобус».
Вспомнив последний разговор с матерью по телефону, Эмма почувствовала вину, что продолжает в ней сомневаться.
«И откуда только у тебя эта сентиментальная жилка, Эмма?» — с легким раздражением спросила Линелль, когда Эмма продолжала допытываться у мамы, ждать ли ее на Рождество или нет. От тона ее голоса Эмма почувствовала себя чуть ли не виноватой в том, что дочь может желать провести Рождество с матерью.
«Ладно, ладно, — наконец сказала Линелль. — Я приеду. Присылай мне этот чертов билет. Надеюсь, теперь ты счастлива?»
— Эй! — неожиданно услышала Эмма и поняла, что, задумавшись, не заметила, как вернулся Райдер. — Не надо расстраиваться заранее. Дороги скоро расчистят. — А затем совсем мягко — Эмма впервые слышала у него такой голос — сказал: — И плакать тоже не надо.
Только тогда она поняла, что щеки у нее залиты слезами.
— Я не плачу, — сказала она, смахивая слезы. — Просто нечаянно попала веткой в глаз.
Райдер снял перчатку и нежно провел рукой по ее щеке. Эмма видела по его лицу, что внутри него идет какая-то борьба.
— Пойдем, — сказал он, положив по-братски руку ей на плечо и увлекая за собой от дороги. — В этом году у тебя будет Рождество, какое ты задумала.
Сью и Пегги приветствовали Райдера, словно он был их любимым дядюшкой, однако Тесс девочки передали ему неохотно.
— Тятя, — пролепетала Тесс, чем вызвала улыбку у девочек.
Райдер провел по ее волосам, и она позволила ему это сделать!
— Я класавая, — продолжила свой лепет Тесс.
— Я красивая, — перевела ему Сью.
— Красивая, — согласился Райдер. — Очаровательная, милая, потрясающая!
И тут он неожиданно для себя поднял Тесс в воздух, опустил и поцеловал ее в животик.
Эмма наблюдала за ними и думала, что она могла бы смотреть вечно, как Райдер играет с ребенком. Но привыкать к такой мысли было опасно, поэтому она отправилась на поиски Моны. Та сидела на задней веранде, изготавливая еще один венок.
— Дороги по-прежнему закрыты, — сказала Эмма. — Боюсь, мы ничего не сможем продать. — И, сделав глубокий вдох, добавила: — И если праздников не будет, я не смогу вам заплатить…
Мона сердито нахмурилась.
— Мы помогли тебе по-соседски и останемся с тобой не из-за праздников или денег, а как друзья. К тому же ты знаешь, как я люблю этот дом. Но может, сегодня мы лучше поужинаем у нас? — предложила она.
Эмма не могла отказать своим друзьям, тем более после того, что они для нее сделали. Однако Райдер не был им ничем обязан. Он вежливо, но твердо отклонил предложение Моны:
— Если Эмма не возражает, мы с Тесс останемся здесь.
Но Мона даже слышать об этом не захотела.
— Тесс привыкла к девочкам, — объявила она. — Да и вам двоим здесь будет скучно.
— Да, — поддержала маму Пегги. — Я хочу показать Тесс кукольный дом, который сделал папа.
— И я бы тоже не отказался от помощи, — явно смущаясь, сказал Тим. — Насос сломался. Придется таскать воду из ручья…
Неизвестно, какой из доводов оказал решающее воздействие, а может, все сразу, но Райдер в конце концов уступил. Эмма была рада, что проведет с ним еще немного времени и что для этого ей не пришлось упрашивать его самой.
Чтобы поместиться в санях всем, Эмма, с Тесс на руках, села на колени Райдеру. Рядом с ними, чуть ли не друг на друге, сидели девочки, а Мона заняла место позади Тима на снегоходе.
Девочки смеялись, Эмма чувствовала, как ровно бьется за ее спиной сердце Райдера, как его дыхание иногда щекочет ей щеки, и ее охватывало необыкновенное ощущение семейного счастья, к которому так стремилась ее душа.
У Тима был старый фермерский дом. На стенах висели фотографии девочек и большая фотография Тима-младшего в военной форме, со смущенной улыбкой на лице.
Рождественских декораций, в отличие от дома Эммы, было немного — небольшая ель, покосившаяся набок от усеявших ее сверху донизу игрушек, гирлянды, фигурка Санта-Клауса на столе, — но ощущение праздника и семейного уюта ждало каждого, кто входил в этот дом.
