Джесси Эверет - Ожидаю тебя
— Ты опять об этом, — протянул Майк. — Работой я сегодня сыт по горло!
Джин достаточно хорошо знала его голос, чтобы догадаться, что он улыбается, изображая недовольство. Она прекрасно помнила, как он звонил ей и просил: «Поговори со мной, Джин, мне одиноко». Нет, эти воспоминания сейчас совсем ни к чему. Нужно быть твердой.
— У нас нет ничего общего, кроме работы, — заявила она.
— А наше прошлое? — возразил Майк. — А незабываемые воспоминания? Как насчет пасхальных каникул у моря?
Джин чувствовала, что на нее накатывает слабость, но она знала, что должна выстоять.
— Прошлое умерло и похоронено, Майк. Оно умерло в тот день, когда ты отослал меня прочь, но я не хоронила его, пока мои письма к тебе не вернулись обратно.
Наступила тишина, затем она услышала, что он пробормотал что-то неразборчивое.
— Я понимаю, что ты должна чувствовать и какую глубокую обиду я причинил тебе, — сказал он более отчетливо. — Но я не верю, что от прошлого ничего не осталось, Джин. Ты сама знаешь, что это не так. Спокойной ночи, любовь моя.
Она бросила трубку на рычаг, стремясь поскорее стереть в своем сознании его нежные слова. Но этот странный разговор не давал ей покоя. Вчера он сказал: «У меня были свои причины», но Джин не могла придумать ни одной, которая была бы достаточно веской, чтобы оправдать его поступок.
Что касается ее чувств в то время, то слова «глубокая обида» даже в малой степени не передавали их. К ее отчаянию примешивалось плохое самочувствие, и после того, как два письма, в которых она сообщала о своей беременности, вернулись обратно, Джин сказала себе, что она ненавидит Майка Брэдли.
Правда, очень скоро она обнаружила, что не может носить ребенка и одновременно вынашивать ненависть к его отцу.
Но она уже никогда больше не сможет доверять ему, — как бы он этого ни добивался.
Джин снова погасила свет и легла в постель с желанием отгородиться от воспоминаний, которые пробудил этот телефонный звонок. Ей хотелось поскорей заснуть и не видеть снов ни о прошлом, ни о будущем.
Рождение пятерых близнецов было главным сообщением утренних выпусков новостей. Включив телевизор, Джин увидела толпу фотографов перед главным входом в больницу. Интересно, удалось ли охране перекрыть подступы к боковому входу?
— Мама, можно мне посмотреть этих близнецов у тебя на работе? — спросила София, когда они вышли из дома.
— Они еще слишком маленькие, чтобы принимать гостей, — ответила Джин.
Крепко держа за руку подпрыгивающую на ходу девочку, она осторожно перевела ее через дорогу.
— Мама, под нашими деревьями стоит какой-то дядя.
Слова Софии заставили Джин остановиться. Они только что пересекли границу парка, и аллея прямо перед ними в ярком свете солнечного утра выглядела как прохладный зеленый тоннель. Джин прищурила глаза, всматриваясь в тенистый сумрак.
Майк стоял, прислонившись к третьему по счету дереву. Джин почувствовала, что воздух словно застыл в ее легких. Она сжала руку Софии с такой силой, что девочка вскрикнула.
— Это плохой дядя, мама?
В голосе дочери слышался страх. Джин поспешно опустилась на колени и обняла девочку.
— Нет, доченька, нет. Это новый доктор из больницы. Я просто не ожидала встретить его здесь. Как ты узнала, что там кто-то есть?
Она выпрямилась, делая вид, что все в порядке. Нужно успокоить Софию. Совсем ни к чему, чтобы ее смятение передалось ребенку.
— Он пахнет, как лимонная трава, которую ты посадила в нашем огороде.
Джин втянула носом воздух. Она понимала, что это еще одно проявление неординарных способностей Софии воспринимать окружающее, но все же надеялась, что сможет научиться тому же. Но ей не удалось унюхать ничего похожего на запах лимонной травы!
— Идем, мама, мы опоздаем!
София потянула ее за руку. Джин бросила осторожный взгляд на дорожку. Майк не сдвинулся с места. Но если он пришел сюда, чтобы встретиться с ней, то, наверное, шокирован не меньше ее. Впервые после рождения Софии Джин обрадовалась тому, что ее дочь выглядит младше своих лет. По крайней мере, Майк ничего не заподозрит…
Она заставила себя двинуться вперед, а подойдя ближе, даже изобразила на лице улыбку.
— Доброе утро, доктор Брэдли, — официально поздоровалась она. — Это моя дочь, София.
Его лицо было смертельно бледным, но Джин убедила себя, что это эффект освещения. Независимо от того, как Майк обошелся с ней в прошлом, ей не хотелось причинять ему боль. Она повернула голову, глядя вдоль аллеи в сторону озера. Встретить взгляд Майка было выше ее сил.
София доверчиво взяла его за руку.
— Мы опаздываем, доктор Брэдли, — сказала она, таща их обоих вперед по дорожке. — Я сказала маме, что кто-то стоит под деревьями, а она подумала, что это может быть плохой дядя.
Обнаружив, что теперь у нее появилось две опоры, девочка повисла на руках между ними и принялась раскачиваться, как на качелях. Между тем Джин, борясь со смятением души и тела, пыталась делать вид, что все идет нормально. С облегчением вспомнив о главном событии утренних новостей, она спросила:
— Как новорожденные? — И, бросив беглый взгляд на Майка, так внимательно уставилась себе под ноги, как будто за ночь на дорожке могли образоваться труднопроходимые завалы.
— Двое пока в критическом состоянии, с остальными все в порядке.
По его голосу Джин поняла, что ему так же нелегко поддерживать беседу, как и ей.
— Вы видели этих малышей? — спросила София и снова поджала ноги, так неожиданно повиснув на их руках, что Джин была вынуждена сделать ей резкое замечание.
— Видел, — откликнулся Майк. — Они очень-очень маленькие.
— Я тоже была очень маленькой, — сказала София, и сердце Джин замерло. — Но я была просто очень маленькой, а не очень-очень маленькой, правда, мама?
— Не слишком маленькой, — Джин постаралась произнести это как можно более небрежным тоном.
— Поэтому я слепая, — так же жизнерадостно сообщила девочка.
Джин услышала свой невольный вздох. Она почувствовала, что Майк споткнулся, но не повернула головы. Жалость в его глазах может разрушить последние остатки ее самообладания. Чего доброго, она еще расплачется в присутствии Софии. Только этого не хватало!
— Это из-за кисло… кислодора, — добавила София, не замечая искр, рассекающих воздух над ее светловолосой головой.
— Кислорода? — серьезным тоном подсказал Майк.
— Правильно, кислорода! — подтвердила она, с улыбкой поворачиваясь к нему. — Кислород помогал мне дышать, но он повредил мои глаза.
Неужели София и вправду ничего не замечает? Или она чувствует напряженность взрослых и поддерживает разговор, сознательно помогая матери справиться со смущением?
