Патриция Хорст - Жемчужное ожерелье
– Как врач могу констатировать – труд человека не красит.
– Да брось ты, – рассмеялась Дорина. – Сам пропадаешь с утра до вечера в своей клинике. Небось жену первый раз за неделю увидел. Ведь так, Сара?
– Хватит того, что мы вместе работаем, хорошо – в разных отделениях, – рассмеялась та. – Меньше возможностей ссориться.
– Да будет вам на себя наговаривать, – дружелюбно улыбнулся отец. – Ни разу не слышал, чтобы вы цапались.
– Что, к сожалению, нельзя сказать о нас, – шутливо заметил Уил Мелфил, муж Дорины, респектабельный, начинающий седеть господин, обнимая за плечи жену.
Дороти с улыбкой на лице откинулась на спинку стула, делая вид, будто следит за беседой, но не принимая в ней участия. Эта привычка выработалась у нее в те кошмарные времена, когда она еще состояла в браке. Фил никак не мог вписаться в ее семью, отличавшуюся взаимным расположением, легким, непринужденным обращением друг с другом. С виду лощеный, он часто попадал впросак из-за своей природной бестактности, чем, конечно, шокировал всех.
– У меня, слава Богу, сегодня выходной, а Сару могут вызвать в клинику в любую минуту – одна из ее пациенток вот-вот родит.
– Учти, я тоже обращусь только к ней, когда понадобится, – сказала Дорина.
– Ты хочешь записаться заранее, дорогая? Не волнуйся, тебя, думаю, семейные врачи примут без очереди, – подначил Дорину Уил.
Мать с отцом переглянулись, глядя на старшую дочь.
– Уил, неужели вы отказались от идеи сначала создать себе солидную финансовую базу, а уж только потом порадовать нас внуком или внучкой?
Дорина смешно надула губки.
– Отец, разве ты не читал последний номер «Делового вестника»?… Там черным по белому написали о финансовом гении – Уиле Мелфиле, предсказав, что к тридцати годам он станет президентом компании. – Она гордо оглядела присутствующих и ласково потрепала мужа по щеке. – А до тридцати осталось всего ничего… Можете начинать готовить приданое для младенца.
– Дорина! – вспыхнул Уил.
– А что Дорина? Думаешь, они слепые и не видят, почему я в последнее время надеваю широкие платья?… И почему мы затеяли ремонт в квартире? Вместо второй спальни у нас будет детская. Я, между прочим, уже приглядела для нее соответствующую обстановку.
А Дороти в этот момент почему-то вспомнила Сьюзи Хедлоу и подумала: вряд ли та, в отличие от ее старшей сестрички, беззаботно радовалась своему будущему материнству, хотя бы из-за стеснения в средствах, когда о такой роскоши, как своя детская комната, и речи быть не может! Что не исключает, конечно, горячей привязанности к собственному ребенку, пусть и родившемуся в нужде…
На ужин были поданы креветки в винном соусе, охлажденный суп, кресс-салат, лосось с аспарагусом, салат эндив, а также малина, которую собрали сегодня утром. При каждой перемене блюд Дороти невольно представляла худенькую Сьюзи, жующую перед телевизором в своем скромном стандартном домишке дешевый гамбургер. Эта картина напрочь отбила у нее аппетит.
– Ты не голодна? – вежливо поинтересовался Джек Уолш, сидевший за столом рядом с ней. – В таком случае, может, потанцуем?
Он склонил перед ней голову, помог выйти из-за стола. Уолш был внешне интересный мужчина, разве слишком полный, а потому, из стеснения, наверное, излишне чопорный.
Часть банкетного зала, предназначенную для танцев, заполнили немногочисленные пары, остальные еще заканчивали ужин. Несмотря на то, что никто не обращал внимания на танцующих танго, Дороти не покидало ощущение, будто за ней с Джеком неотрывно наблюдают чьи-то внимательные глаза. Ей стало не по себе.
– Послушай, Дора, ты сегодня какая-то чересчур молчаливая… Что-нибудь случилось? В вашей семье предстоят такие события, а ты, по-моему, даже не прореагировала.
– Да нет, все в порядке, – поспешно ответила она.
– Я рад, если так. – Джек тихонько пожал ей руку, покрепче прижал ее к себе. – Ты сегодня такая красивая! Тебе идет бирюзовый цвет.
Дороти с оттенком брезгливости подумала о том, что руки у Джека мягкие, как у женщины, и вообще ему не помешало бы похудеть, а то лицо стало одутловатым… И в ту же секунду ей представилось загорелое, резких очертаний лицо Эдди Брасса, стальные мускулы его тела. Она раздраженно усилием воли отогнала назойливую мысль и взглянула на своего кавалера.
– Джек, твой сидячий образ жизни может плохо сказаться на твоем здоровье. Извини, если я прямо говорю об этом, но мы достаточно хорошо знаем друг друга… Ты никогда не хотел радикально изменить жизнь?
Он покраснел, потом благодарно поцеловал ей руку.
– Да, хотел. И прежде всего… мне же уже перевалило за сорок… я решил покончить… с холостяцким образом жизни и жениться. На тебе.
Дороти вздрогнула. Если бы эти слова сейчас произнес тот… другой! Но сказал их именно Джек – добродушный, милый толстяк, с любовью сжимавший ее в своих объятиях.
– Чему ты удивляешься? Я ведь никогда не прятал от тебя своих чувств. Правда, я до сих пор не знаю, что ты испытываешь ко мне.
В замешательстве Дороти искала тот единственный ответ, который не обидел бы его ложью. Джек этого не заслуживал, более того, он был бы достойным мужем, окружил бы ее лаской и заботой, и разумнее всего… Но тут сзади на них налетела какая-то танцующая пара.
– Прошу прощения! – прозвучал голос, который она узнала бы из тысячи.
Именно он преследовал ее всю прошедшую неделю, став истинным наваждением.
Дороти резко повернула голову и встретилась взглядом с Эдди Брассом, мгновенно поняв, почему все это время чувствовала себя словно под микроскопом. Несомненно, Брасс хладнокровно рассчитал их небольшое столкновение, и сейчас она должна была бы испытывать досаду, презрение к столь наглой манере ее преследовать – словом, что угодно, но только не внезапную безудержную радость, наполнившую сердце.
– О-о! Да это же Дороти! – воскликнул тот, мастерски разыгрывая неожиданное удивление и кивая из-за плеча своей эффектной рыжеволосой партнерши. – Вот уж не думал встретить тебя здесь… Впрочем, мог бы и догадаться – ведь мы оба страстно любим животных…
– Здравствуй! – произнесла она, стараясь побороть растерянность. Было бы неправильным сказать, будто Дороти не узнала Эдди, – она различила бы его и в тысячной толпе, – но никак не ожидала, что он способен настолько преобразиться, всего лишь поменяв свой гардероб.
«Новый» Эдди Брасс был олицетворением изысканной элегантности. Безукоризненно скроенный смокинг сидел на нем как влитой. Белоснежная крахмальная рубашка, лайковые штиблеты… Буйно вьющиеся волосы тщательно причесаны… Она моментально вспомнила, как они пахнут – словно пропитаны солоноватой горечью морской воды и солнцем… От этого можно было рехнуться!…
