Эмма Ричмонд - Роковой мужчина
Внезапно испугавшись, она остановилась, прислушалась, посмотрела назад, на освещенные окна Блэйкборо-Холл. Если здесь кто-то есть, если на нее кто-нибудь нападет, помощи ей ждать неоткуда. Но мысль просто вернуться обратно показалась ей совсем уж невозможной. Стиснув зубы, глубоко вдохнув для храбрости, она осторожно сделала шажок вперед.
Навострив уши, пристально глядя в темноту, она пыталась уловить хоть малейший звук, но ничего не слышала. И вдруг где-то позади нее хрустнула ветка. Стремительно развернувшись, прищурив глаза, она схватила с земли толстый сук.
– Эй, ну давай, выходи! – прерывисто выдохнула она. – Давай посмотрим, какой ты смелый лицом к лицу!
– Гита! Гита!
– Генри! Здесь кто-то есть!
Не дожидаясь его, чувствуя себя гораздо смелее оттого, что Генри где-то здесь недалеко, она поспешила в направлении звука и услышала лай одной из собак. Она кинулась вперед, внезапно налетела на кого-то и закричала от ужаса.
– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – грубо спросил Генри.
– Ради Бога, Генри, ты напугал меня до смерти! Я думала…
– Да, я знаю, что ты думала! – произнес он мрачно. – И что бы ты тогда, интересно, делала?
– Но ты был рядом…
– Но, может быть, недостаточно рядом! Я же сказал тебе: не выходи из дома одна!
– Но я видела кого-то! Господи, Генри, да пусти меня! Он же убежит!
– Если поблизости чужак, Лютер его найдет.
– Да, но…
– Не спорь. – Слегка подтолкнув ее в направлении дома, он в ярости продолжил: – На тебя могли напасть, убить, а я бы даже не знал, что происходит, совсем рядом!
– Но я увидела…
– И тут же помчалась расследовать. Как разумно!
Ухватившись за дерево на крутом подъеме, она сердито запротестовала:
– Послушай, но мне же не четыре года! И мне до смерти надоело постоянно служить объектом нападений неизвестного психа!
Он не ответил, лишь снова подтолкнул ее вперед.
Упрямо не трогаясь с места, она попросила:
– Генри, пожалуйста, пойди и проверь сам.
– И не собираюсь, пока ты не окажешься в безопасности за запертыми дверьми.
– Но он же скроется!
– Нет, не скроется. Если там действительно кто-то есть, не беспокойся, Лютер его схватит.
– Что значит «если»? Я слышала, как хрустнула ветка…
– Ну и что? Здесь водятся лисы и барсуки…
– Это был не барсук. Это был человек! Ну, не знаю… – пробормотала она честно, перепрыгивая через альпийскую каменную горку, – словом, это было нечто.
– Или некто, – завершил он решительно, перепрыгивая вслед за ней. – Некто, вероятно, вооруженный, опасный, затаившийся рядом и дожидающийся именно такой вот возможности!
– Мне все равно! Ты хоть можешь понять, какой грязной я себя ощущаю из-за него? Ведь он наблюдал за мной, когда я была голая! Только представь похотливую улыбку на его роже! Этакую злобную, сладострастную улыбочку! Генри, я больше не могу с этим мириться! Не могу! Я изо всех сил пыталась сопротивляться, не реагировать! Но я не могу! Он все равно воздействует на мои нервы, выводит меня из себя! Он…
Протянув к ней руки, Генри привлек ее к себе.
– Я знаю, – произнес он тихо.
Прислонившись лбом к его плечу, Гита почувствовала, как по спине пробежала мелкая, противная дрожь, и поежилась.
– Я испугалась до смерти, – призналась она.
– Могу представить. Пойдем в дом, а потом я вернусь и сам все вокруг осмотрю.
Но она уже передумала. Теперь, когда злость прошла, ей больше не хотелось, чтобы он уходил и оставлял ее одну.
– Нет, не надо.
Глядя на нее в приглушенном свете, льющемся из окна кухни, он спросил:
– Почему?
– Потому что я буду волноваться. А что, если он ворвется в дом, когда тебя там не будет? Может быть, мне привиделось. Может быть, это действительно был барсук. А если там кто-то есть, вдруг он нападет на тебя, или выстрелит, или… Генри, не уходи, – попросила она умоляюще.
Несколько мгновений он молча смотрел ей в лицо, а затем они оба услышали, как собака бежит обратно. Тяжело дыша, с высунутым языком, пес Лютер казался довольным самим собой.
– Никого не нашел, – сказала она ровно и бесстрастно.
– Похоже на то.
– Очень жаль.
– И правильно.
– Ты уже закончил чтение рукописей? – с вымученной улыбкой спросила она.
– Нет.
– Не злись на меня.
– Я и не злюсь.
– По голосу слышу, что злишься.
– У страха, как известно, глаза велики, – сухо сказал он. – Никогда больше так не делай.
Она поморщилась и сочла за благо переменить тему:
– Через пару дней я должна буду улететь и Париж.
– Я знаю.
И что тогда? – подумала Гита. Не закончится ли на этом их мимолетная связь?
– Я увижу тебя, когда вернусь? – спросила она со всей легкостью, какую сумела изобразить.
– А ты хотела бы?
– Да, – просто отозвалась она.
– Тогда увидишь. Я отвезу тебя в аэропорт и встречу, когда вернешься.
– Спасибо.
– Только прекрати киснуть.
– Я не…
Он улыбнулся, и в его глазах мелькнул слабый насмешливый огонек.
– Пойдем, ты вся дрожишь.
По-дружески обняв ее за плечи, он коротко и резко подозвал собаку и повел Гиту к двери черного хода.
– Он не гоняется за овцами?
– Пусть только попробует.
– Это не ответ.
Генри снова улыбнулся.
– Нет, – сказал он ласково. – Он не гоняется за овцами.
Открыв дверь, он ввел ее внутрь, подождал, пока собака войдет следом, закрыл дверь и запер изнутри.
Потом взял Гиту за руку, потянул в сторону гостиной, но вдруг остановился и посмотрел на нее.
– Пойдем лучше в постель.
– Еще рано ложиться.
– А когда нас это останавливало? – Держа ее в кольце своих рук, он пробормотал: – Я не понял ни слова из того, что пытался читать с той минуты, как мы вернулись из Ладлоу. Я лишь возбуждался все больше и больше, в голову постоянно лезли мысли о тебе, фантазии, а теперь я хочу в постель.
Все внутри у нее задрожало; с ощущением, что кости начинают плавиться и таять, она смотрела в его глаза, чувствуя, что с каждой секундой все больше подпадает под власть его гипнотического голоса и взгляда серебристых глаз.
Запустив пальцы в ее густые волосы, он склонился к Гите и поцеловал. Долгим и нежным поцелуем. Наслаждаясь вкусом ее губ, он ощутил, как ему передается трепет ее тела. Она притянула его к себе.
Возбуждение нарастало медленно, постепенно. Дыхание стало тяжелее, прерывистее, ладони девушки, словно сами по себе начали поглаживать его затылок, потом спину, затем опустились вниз. Легкие судорожные движения ясно говорили о ее растущей жажде, растущей страсти. Губы Генри продолжали жечь ее губы с нетерпением, пока одним резким, сильным движением он не прижал ее бедра так крепко к себе, что их тела словно стали одним целым. Прикусив его нижнюю губу, она почувствовала вкус крови и испугалась.
