Лесли Лафой - Коварная обольстительница
И со словами «До завтра!» врач вышел.
– Спасибо, доктор, – сказал ему вслед Коул.
– Спасибо, – добавила Эмили и обняла Коула за талию. – Не знаю, как ты, – сказала она, улыбнувшись, – но хорошие новости всегда возбуждают мой аппетит. А тебе не хочется чего-нибудь поесть?
– А ты уверена, что новость хорошая?
– Я уверена, что все могло бы быть намного-намного хуже, Коул.
– Ты меня убедила, – сказал он, и Эмили почувствовала, как спадает его напряжение. Он поднял бровь и улыбнулся. – Мы с тобой пировали на уединенном пляже, когда бабушка разбудила меня.
Еще одна из его фантазий. Раз так, она не станет возражать, Пусть удивляет ее. Прямо сейчас…
– Я думаю, что целого поросенка и горшок гавайского кушанья из корня таро будет найти нелегко, но в квартале отсюда есть одно местечко, где на гриле жарят колбаски и подают сэндвичи со свининой. Подойдет? – спросила Эмили.
– Все подойдет, – согласился Коул, беря ее за руку. – Мне просто необходимо набраться сил перед тем, как мы пойдем навестить бабушку.
Он повел ее к двери. Эмили по пути схватила со стула свою сумку. Коул Престон, человек железной воли и острого ума, снова становился собой. Радуясь этому, она молча шла рядом с ним. Они покинули здание больницы и направились в сторону ресторанчика с грилем.
Перед ними уже стояли подносы с едой, когда Коул наконец заговорил.
– Ты думаешь, что она поправится, Эмили? – спросил он, гораздо лучше владея собой, чем пять минут назад. – То есть я хочу сказать, ты считаешь, что лекарства, которые ей дали, устранят все нарушения?
Девушка пожала плечами, продолжая разрезать пополам свой сэндвич.
– Пока рано что-либо утверждать. Иногда случается чудо, и никаких признаков инсульта вообще не остается. А бывает, что нарушения части мозга все же имеют место, но они компенсируются за счет других частей мозга, и все функционирует почти нормально. А бывает…
– Бывает что? – спросил он.
– Все зависит от того, какая часть мозга была поражена и насколько сильно. У моей бабушки тоже был инсульт. Так вот, она частично потеряла способность контролировать свое поведение в обществе…
– Бедняга!..
Эмили откусила кусочек сэндвича и помотала головой.
– Да будет тебе известно, Коул, – сказала она, промокнув уголки рта салфеткой, – что моя бабуля прожила долгую и на самом деле счастливую жизнь после удара.
– Намного более счастливую, чем окружавшие ее люди?
Эмили понимала, куда он клонит и о чем спрашивает.
– Бывали дни, когда она была единственной, кому было хорошо, но в основном было хорошо всем.
Коул надолго задумался. Эмили уже покончила со своим сэндвичем и доедала капустный салат, когда он прервал молчание:
– Прости меня за такой вопрос, но как твоя бабушка умерла?
Он явно не мог не думать о худшем.
– Бабуля врезалась в автобус. – (Ужас появился на лице Коула.) – Точнее, – добавила Эмили, – стукнула своим ходунком в левую переднюю часть городского автобуса.
Хмыкнув про себя, Коул покачал головой.
– И чем вся эта история закончилась?
– Она ударилась о край тротуара, сломала бедро, и ее положили, в частную клинику, чтобы она там поправлялась. Какое-то время так и было. Но потом ее разум затуманился, и в конце концов бабушка угасла. Говорили о душевном расстройстве.
– Это многое объясняет, как ты понимаешь.
Да, она понимала. И может быть, теперь, когда он тоже понимал, он по-иному посмотрит на свое решение относительно бабушки.
Коул откинулся на спинку стула и задумался. Она увидела, как он погрузился в воспоминания. Его глаза повлажнели, он откашлялся.
– Всем, что есть во мне хорошего, я обязан своей бабушке, – сказал он, моргая, и потянулся за своим бокалом.
Сделав глоток, он продолжил:
– Ребенком я проводил все летние месяцы и праздники с бабушкой. Ни разу в жизни я не слышал, чтобы она сказала хоть одно плохое слово о моей матери или отце. Ни единого. Но когда я оглянулся назад, став взрослым, я понял, что родители были слишком заняты собой. Бабушка заполнила эту брешь. В каждый День благодарения, в Рождество и Пасху мы устраивали обед в приюте для бездомных. Они были такими грязными, жалкими… В большинстве своем сумасшедшими… Не могу сказать, сколько раз я видел, как бабушка садилась рядом с ними, обнимала за плечи и рассматривала вместе с ними потрепанные старые фотографии, которые они доставали из своих котомок. Фотографии их матерей, детей, приятелей военных лет, любимых в детстве собак. – Коул тихо засмеялся. – И она всегда находила время, чтобы их выслушать и пожалеть. – Он облокотился на стол. – Знаешь, у нее всегда была с собой пачка однодолларовых купюр. Сколько денег она опустила в ящики для пожертвований за все годы! Вспоминая об этом, я думаю, что карандаши из индейской резервации лишь капля в море адресованной бабушке благодарности.
– Карандаши? – повторила она.
– Три набора адресов и коробка с карандашами из кедра пришли с сегодняшней почтой. Она отправила деньги на профессиональное обучение, а в знак благодарности ей прислали карандаши.
– Это так важно – сказать «спасибо».
– И «пожалуйста», а также «разрешите», и «извините», и. «я сожалею». Бабушка всегда была сторонницей хороших манер. – Коул снова засмеялся. – Ребенком я с ненавистью занимался в школе хороших манер мисс Таннер. День за днем меня учили тому, какая вилка для чего предназначена, как пить и есть, как правильно разрезать то, что лежит на тарелке. Представляешь?
– Не представляю, – смеясь, сказала Эмили.
– Мисс Таннер напоминала нам каждое утро, что хорошие манеры могут сгладить самые неловкие моменты, открыть такие двери, которые без этого останутся закрытыми, и помогут жить в более цивилизованном и спокойном мире. – Он усмехнулся и вздохнул. – Бабушка поместила в рамку мое свидетельство об окончании этой школы. Когда ты в следующий раз будешь в ее доме, я покажу тебе. Оно висит на стене в моей спальне. Прямо возле двери, чтобы я видел его и помнил об уроках мисс Таннер каждый раз, когда выхожу из дома.
– И не только об уроках мисс Таннер, но и о том, чему учила тебя Ида.
Его улыбка немного померкла, но не исчезла.
– Ты знаешь, что интересно? Для меня, во всяком случае. Самые мои яркие детские воспоминания связаны с теми периодами, которые я проводил у бабушки. Остальное… Я помню, конечно, людей, места, вещи… Но все это мало для меня значит.
Да, Эмили прекрасно понимала, как такое могло быть. Именно Ида вырастила Коула, отдала ему всю свою душу. Понятно, что бабушка была центром его сердца, его мира, его жизни. И так же понятно, что инсульт, который она перенесла, выбил почву у него из-под ног.
