Элизабет Харбисон - Мой милый Фото… Граф!
Он глотнул горячего кофе и обжегся. Потом коснулся ее руки. Что он мог ей сказать? Я все эти два года лгал тебе.
— Видишь ли, я не совсем тот, за кого ты меня принимаешь.
Лицо у нее побледнело и вытянулось.
— Ну, допустим, это я уже поняла. И что дальше? Что там насчет вечеринки в Шелдейл-хаусе и твоей матери?
Он тяжело вздохнул и наконец выдавил из себя:
— Я не Джон Торнхилл.
Она посмотрела на него так, словно у нее внезапно заболела голова.
— Ты не... Джон Торнхилл?
— И никогда им не был, — продолжил он быстро потом, сообразив, как это глупо звучит, добавил: — Конечно, я тот самый человек, с которым ты переписывалась и который писал тебе, только имя было не моим.
Она покрутила головой и слабо махнула рукой.
— Ничего не понимаю.
Да, это было не так легко, как он предполагал.
— Джон Торнхилл — не мое имя.
Мгновение она непонимающе смотрела на него, а потом кивнула.
— Тогда как же тебя зовут?
— Меня зовут... — Он набрал воздуху в легкие усилием произнес: — Брайс, граф Паллизер.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Она выдернула руку из его руки.
— Что ты хочешь этим сказать? Что ты граф Поллизер? Но этого не может быть! Это смешно.
— Но я и есть граф. — Давно, когда он представлял, как скажет ей свое настоящее имя, он и предположить не мог, что ему еще придется доказывать, что он граф. А теперь на ее лице было написано не только отвращение, которого он ожидал, но еще и недоверие, этого он предвидеть не мог.
— Видишь ли, когда ты написала Джону Торнхиллу о «Сердце святого Петра», он передал письмо мне, и я ответил тебе, подписавшись его именем..
Он видел, как она пыталась сложить два и два.
— Но ты же не мог писать мне под чужим именем два года! — возразила она. — Я не верю этому!
Брайс колебался. Что он мог еще сказать? Вот он все рассказал ей, а она ему не поверила. Это было занятно.
— Эмма, поверь мне. Джон — мой друг, он откладывал твои письма и передавал мне.
Было слишком ясно, как ей все это не нравится.
— Так когда же я перестала писать ему и начала писать тебе?
— Ты всегда писала мне. Когда ты в первый раз написала Джону, он не знал, как тебе ответить. Потом, как я уже сказал, он передал письмо мне. Поначалу это казалось совсем невинным — отвечать за него и под его именем, ведь он был автором книги и человеком, которому ты написала. А я и не предполагал, что наша переписка затянется. К тому времени когда я это понял, было уже поздно признаваться во лжи. Как бы я сказал: «Прости, но я не тот за кого себя выдавал»?
— Итак, я, оказывается переписывалась с графом, — печально проговорила Эмма.
— Именно так.
— И скорее всего, у тебя полно еще других боле мелких титулов помимо этого? — Голос у нее потускнел. — К томе же место в палате лордов...
Он важно ответил:
— У меня еще девять других титулов, и я очень редко появляюсь в палате лордов.
— Но ты имеешь на это право, — обвинила она его.
— Да, имею, — подтвердил он посмотрел ей прямо в глаза. — Это имеет какое-нибудь значение?
— Имеет ли это какое-нибудь значение? Да ты же совсем не тот человек, за которого я тебя принимала! — Она даже повысила голос. — Ты думаешь, что говоришь?
— Эмма ты не права. — Однако объяснить ей, что либо оказалось сложнее, чем он думал.
Неожиданно ему пришло в голову, что та холодность, в которой его всегда упрекал Джон, стала частью его натуры и теперь у него был шанс изменится. Он, по сути, никогда не давал воли эмоциям, его инстинкты были готовы защищать его и теперь. Но впервые в своей жизни он понял, что если упустить этот шанс, дверь закроется для него навсегда и он никогда не изменится.
— Эмма, я тот человек, которого ты знаешь. — Он коснулся ее щеки. — С тобой я могу быть самим собой, больше ни с кем.
Прошло несколько минут, прежде чем она сказала:
— Но ты солгал мне.
У него в груди больно кольнуло.
— Я никогда не хотел этого. Просто события неожиданно приняли такой оборот, вышли из-под контроля. Ты сама видишь, как это произошло.
На мгновение лицо у нее смягчилось, но затем она подозрительно прищурилась:
— Ну, одно письмо я бы еще простила. Может, два. — Эмма поморщилась. — Но зачем надо было притворяться целых два года?
Он не мог ответить ей сразу и тяжело вздохнул.
— Потому что мне не нравится быть графом Паллизером. Когда я был Джоном, ты принимала меня таким, какой я есть, а не таким, каким я должен быть.
—Поверь, ничего бы не изменилось, если бы ты назвался своим настоящим именем. Какая разница? Человека определяет его характер, а не социальное положение, которое он занимает, не титул.
— Ты права. — Он кивнул. — Обычно так думает большинство людей. Это довольно-таки расхожее мнение. Но не в моем случае. Обычно люди либо склоняются перед моим титулом, либо посылают мне проклятия. Третьего не дано. Брось, Эмма, неужели бы ты стала переписываться с графом? Неужели ты смогла бы чувствовать себя нескованно, зная, кто я на самом деле?
Она посмотрела на фотографию на обложке.
— Может, и нет, — согласилась она наконец. — Но мы никогда этого не узнаем наверняка. — Она опустила голову на руки. — Я чувствую себя такой дурой.
— Нет, Эмма, это я дурак. Я должен был найти и силы сказать тебе правду уже давно. Но
Но это было.. так трудно. — Он хотел коснуться ее руки она отвела руку.
—Ты прав — Она посмотрела на него холодным взглядом. — Но все равно должен был это сделать.
Он не знал, что на это сказать. Он не мог с не спорить, как и не мог просить прощения. Они были готовы к подобной ситуации.
— Да, я должен был, — сказал он наконец, потом пожал плечами. — Прости.
Она встала.
— Я должна идти.
— Куда? — Он тоже поднялся, но остановила его.
— Мне нужно побыть одной. Я должна подумать и постараться свыкнуться с нынешним положением вещей.
Он закусил губу и кивнул.
— Понимаю.
Она посмотрела па часы.
— Я должна идти... — Мотнув головой, она осеклась.
Она не сказала, что намерена встретиться с ним позже, но он прочел это в ее глазах, по выражению ее лица. Ответственность была основной чертой характера, поэтому она не хотела давать никакие обещания сейчас.
— Итак, я ухожу, — повторила она и пошла прочь.
Он смотрел, как она удалялась, с нескрываемым чувством вины и сожаления. Как много возможностей открылось бы перед ними сейчас, когда он сказал ей правду, если бы только она поверила ему простила: он мог наконец организовать для нее’ лабораторию, он мог сделать так, чтобы она осталась здесь, либо в Шелдейл-хаусе, либо в его доме в Лондоне, они могли бы видеться всегда, когда только пожелают, без всяких препятствий. Для этого не надо было бы ждать отпуска и ехать на край света.
